Изменить размер шрифта - +
Два мертвых тела омыли, забальзамировали и совершили над ними положенные обряды, после чего торжественно поместили у главного алтаря аббатства. Поскакали и вскоре возвратились гонцы. Король, вне себя от горя и гнева, тем не менее проявил осторожность и не стал никого ни в чем обвинять. В письме он сообщал, что ведет сейчас трудные переговоры с Генрихом Плантагенетом. Тамплиерам он давал скрупулезные указания, как именно им надлежит с почетом препроводить тело его сына в Фейвершемское аббатство в Кенте, где находится семейный склеп: там была похоронена мать Евстахия.

И в самом аббатстве, и среди людей принца ходили упорные слухи, что наследником престола теперь станет, несомненно, второй сын Стефана, Вильям Булонский. Но всего через несколько дней эти слухи были опровергнуты королевским манифестом о вечном мире между Стефаном и Генрихом. Оба вождя торжественно дали обет: королем остается Стефан, Генрих же провозглашается его вероятным наследником. Манифест этот вызвал множество пересудов. Беррингтон, на лбу которого залегли глубокие морщины от всех этих треволнений, собрал своих спутников — обсудить последние события. Майель не без ехидства заметил, что Евстахий не мог умереть в более подходящий момент, как и заядлый роялист Нортгемптон, не говоря уже о прискорбной болезни архиепископа Йоркского, одной ногой стоявшего в могиле. Все с большой неохотой согласились: загадочный Уокин, неизвестно где скрывающийся, с большим успехом осуществил свои планы мести Стефану и всей королевской семье. Быстрая перемена фортуны уже давала о себе знать. Аббат послал гонцов к принцу Генриху с поздравлениями. Беррингтон сказал, что поступит точно так же, дабы Орден рыцарей Храма снискал расположение нового правителя.

— Мы завершили свою миссию здесь, — объявил Беррингтон.

— Завершили? — резким тоном усомнился Майель.

— Я раздумывал над тем, что когда-то сказал Эдмунд, — пояснил Беррингтон. — Что еще мы в силах сделать? Продолжать охоту на Уокина я и сам смогу. Считаю, что Эдмунд и Парменио должны возвратиться в Палестину и доставить в Иерусалим нашим начальникам письма с подробным рассказом о произошедших здесь событиях. А я останусь здесь, позабочусь о порядке в конгрегации, разберусь с владениями ордена в Англии, свяжусь с тамплиерами в различных частях королевства и, — он хитро улыбнулся, — сумею не хуже других оказать почет и уважение новой звезде, восходящей на востоке.

— А я, братец? — подала голос Изабелла. — Если ты не против, я могла бы уехать вместе с Эдмундом…

Де Пейн, глубоко задумавшись, ничего на это не сказал. Принять предложение Беррингтона было заманчиво, но его не устраивала роль мальчика-посыльного.

— Я тоже могла бы уехать, — повторила Изабелла.

— Если захочу ехать я, — заметил де Пейн.

— Если ему следует уезжать отсюда, — уточнил Парменио.

Компания сидела в саду, прозванном «маленьким раем». Генуэзец вскочил на ноги, не в силах сдержать охватившее его волнение.

— В чем дело, брат? — требовательно спросил Беррингтон.

— Я не отношусь к числу твоих братьев, — заметил Парменио. — Я, ты, Эдмунд — мы все дали обет отыскать Уокина и любых иных злодеев, которые могут служить ему, и уничтожить их всех. Таков был приказ нашего Великого магистра.

— Да ведь я же, — перебил его Беррингтон, — могу и впредь делать все для исполнения этого приказа. Майель мне поможет. Ведь совсем недавно вы оба — и ты, и де Пейн — говорили, что хотите возвратиться. Мне казалось то, что я предлагаю, — это компромисс, который устроит всех.

— То было недавно, — запальчиво возразил Парменио. — Мы спорили, не зная точно, в Англии ли Уокин.

Быстрый переход