Егеря суетились вокруг волкодавов и жесткошерстых терьеров. Конюхи и слуги обихаживали коней — боевых скакунов и смирных лошадок под дамскими седлами. Тамплиеры спешились и стали проталкиваться сквозь толпы писарей, дворцовой челяди, простых воинов и королевских посыльных. По коридорам с высокими сводами добрались до королевских покоев, где стены были увешаны новенькими шпалерами алого цвета, а между ними сверкали королевские гербы. В дальнем конце зала стоял на возвышении стол под расшитым золотом балдахином, вокруг стола — кресла с высокими спинками и табуреты. По обе стороны большого стола были расставлены раскладные столики, на которых громоздились свитки пергамента, ванночки с воском для печатей, листы чистого тонкого пергамента, книги в массивных переплетах и шкатулки со стальными кольцами на крышках. Метался по стенам свет факелов, мерцали свечи в больших канделябрах, потрескивали и курились дымом жаровни. Теплый воздух в зале был насыщен ароматом благовоний.
Им пришлось дожидаться, пока рев труб и приветственные крики придворных не возвестили о прибытии короля. Стефан вошел в зал; на нём был короткий плащ красновато-коричневого цвета, заколотый на плече брошью с крупными самоцветами, под плащом — длинная красная рубаха, расшитая золотыми цветами и скрепленная у шеи серебряной застежкой. Ярко-красные короткие штаны в обтяжку и сапоги из черной кожи, все еще со шпорами, были забрызганы кровью и грязью — как и подобало охотнику. Короля сопровождал секретарь с лицом мучнистого цвета, одетый во все черное, и это одеяние лишь подчеркивало мелкие, какие-то сплющенные черты лица, над которым нависала копна волос с аккуратно выбритой тонзурой. Следом вошли еще придворные, но они остановились у дверей. Стефан плюхнулся в кресло, стоявшее по центру большого стола, секретарь занял место справа от него. Беррингтону и его спутникам велели подойти и занять места за тем же столом. Король за последнее время побледнел, исхудал. Было совершенно очевидно, что смерть сына подкосила его, однако он не склонен был винить рыцарей.
— Мой сын пал жертвой убийц, — прошептал он, как только Беррингтон закончил свой доклад. Лицо короля просветлело, когда он встретил сочувственную улыбку Изабеллы. — Да, да! — Он взмахнул рукой. — Моя госпожа, вы с братом непременно должны отобедать со мной, но это позднее, а пока… — он кивнул де Пейну, испытавшему укол ревности и разочарования из-за того, что не удостоился приглашения. — Расскажите мне все еще раз. Расскажите, как это произошло.
Де Пейн описал смерть Санлиса и Евстахия, прибавив к этому краткий рассказ о покушении на его собственную жизнь в лесу близ аббатства. Выслушав его до конца, Стефан кивнул и что-то прошептал секретарю, затем поднял руку, требуя внимания.
— Мы провели новые розыски. — Король потер рукой лицо. — Начальники портов и судебные чиновники ничего не сообщили о въезде Уокина в Англию, хотя, — прибавил он задумчиво, — на побережье не счесть укромных бухточек, таких, как Оруэлл. Все наши старания ни к чему не привели. И все же, — продолжил король, — Генри Уокин, бывший тамплиер, должен быть во всеуслышание объявлен utlegatum, — вне закона, без уточнения вины. По приказу короля и совета он подлежит казни на месте, без суда, как только его обнаружат. За его голову объявляется награда в сто фунтов стерлингов, а за поимку живьем — двести фунтов. Этот указ будет доведен до каждого шерифа и портового судьи, а также вывешен на всеобщее обозрение на кресте у собора Святого Павла и в Чипсайде. Живым или мертвым — пробормотал король, — живым или мертвым, но этого волка мне доставить!
Затем де Пейн, Майель и Парменио отправились на орденское подворье и ждали, пока ранним вечером не воротились Беррингтон и Изабелла, восторгающиеся королем и взахлеб рассказывающие об оказанной им милости. |