И всё глотал, глотал, судорожно и с наслаждением. Расправившись с этими припасами, Щука заглянул и в морозильник, обнаружил там скрюченную рыбину минтая, оторвал её, примёрзшую, от камеры и вцепился зубами в спинку, но тут же зашвырнул обратно – рыбина оказалась промороженной до окаменелости. – И это всё?.. У-у, у нас и то больше!
– Я же говорил! – смиренно ответил Ваня. – У мамы каждое утро болит голова; чем нас кормить? Сегодня на завтрак глазунью из последних яиц съели!
– Ой, а не осталось?
– Чего?
– Глазуньи?
– Что ты! Самим не хватило! – и Ваня захлопнул дверцу. – Может, с работы чего-нибудь принесут! Они всегда приносят из буфета!
– А я сейчас хочу! – прорычал Щука. – В конце концов ты дашь мне поесть или нет? Ещё лучший друг называется! Человек волком воет с голоду, а ему – хоть бы хны! О! Нашёл! – Увидев сидевшего на полу возле радиатора кота Пепла, Щука бросился к нему с воплем: – Хочешь, я этого кролика съем?
– Стой, балда! Во-первых, это не кролик, а наш кот Пепел! Не узнаёшь, псих? Брысь! – прогнал Иван своего любимца. – Брысь! –Пепел нехотя улизнул в коридор, туда же, плотоядно потирая ладони, бросился Щука, но Ваня задержал его за рубаху.
– Угомонись, рыбина, это кот!
– А если и кот, тебе что, кота жалко для лучшего друга? – взревел Васька.
– Котов не едят! – пытался урезонить друга Ваня.– Это во–вторых!
– Я ем всё и всех! – заявил, горя глазами, Васька.
– В–третьих, если и есть, то давай кота пустим на жаркое! А на первое вот рыбный суп, хочешь?
– Конечно, хочу! А хочешь, я вот этот цветок сжую? – не унимался в Ваське дух всепожирательства.
– Нельзя, это алоэ, он колючий!
– Пустяк!
– Нет, цветок пусти на десерт, а пока – суп! Да успокойся ты, зверь. Щука–карась!
– Ой, не могу! Ой, жрать хочу! Да не грей ты суп, давай холодный! – и продолжил схватку с чёрным сухарём.– Скорей, а то подавлюсь!
Гремя кастрюлей, Ваня шепнул в трубку:
– Слышь, тётушка Атиса, убавь–ка Ваське аппетит, а то он рехнётся от обжорства!
– Слушаюсь, хозяин!
Щука с явной неохотой положил кусок на хлебницу, подобрал смоченным слюной пальцем крошки со стола, слизнул их и сказал извинительно:
– Что это я как сумасшедший сегодня?
– Так холодный суп будешь есть или подогреть?
– Подогрей! А вообще-то никакого супа мне не надо! – Васька отрешённо плюхнулся на табуретку и остался неподвижен до того момента, когда Ваня налил всё же супа, якобы себе, но поставил его нарочно как раз между ними и положил рядом две ложки. Приступ аппетита Щуки был настолько велик, что, даже сбитый, он продолжал мучить мальчишку, и Васька покусывал за нос свою недоклеенную модель всё не выпуская её из рук, но при виде супа резко вдруг отшвырнул её, так что она доскользила на брюхе, ещё без шасси, до самого края стола, схватил ложку, рывком, расплескав жижу, придвинул к себе тарелку и давай жадно хлебать.
– Нет, со мной сегодня точно что-то ненормальное творится, – виновато пришёптывал он.– Извини, Вань!
– Пустяк, Щука! Ешь на здоровье, брюхо коровье, как говорит моя бабушка. С тобой всё нормально! Это я ненормальный, то есть необыкновенный! Веришь?
– Не-е, – облизнув ложку и опустив её в опустошённую тарелку, плутовато отозвался друг.
– Как это не-е? Разве ты не понял, что это я напустил на тебя зверский аппетит?
– Ты?
– А кто же?
– Ой, не смеши!..
– И я же убавил!.. Хочешь, опять напущу?
– Не надо! – глубоко вздохнув и помяв живот, сдался Щука. |