Зашел к себе в комнату и включил лампу. Я посмотрел на часы и отметил, что уже почти полночь. Проведя рукой по лицу, я подошел к окну и улыбнулся, когда увидел, что дом Личфилдов погрузился в темноту, остался только тусклый свет от прикроватной лампы Поппи — сигнал Поппи, что все чисто, и я мог идти.

Я закрыл свою дверь и выключил лампу. Комната погрузилась в темноту. Я быстро переоделся в свои штаны и футболку для сна. Тихо поднял окно и вылез. Я пробежал по траве между нашими домами и забрался в комнату Поппи, закрывая окно так быстро, как мог.

Поппи была в кровати под одеялом. Ее глаза были закрыты, а дыхание было тихим и ровным. Улыбнувшись на то, какой милой она выглядела с рукой под щекой, я подошел, положил подарок на тумбочку и забрался рядом с ней на кровать.

Я лег рядом с ней, моя голова делила с ней одну подушку.

Мы проделывали это годами. Первый раз, когда я остался, был случайностью. Я забрался в ее комнату в двенадцать, чтобы поговорить, но уснул. К счастью, я проснулся достаточно рано следующим утром, чтобы прокрасться к себе в спальню незамеченным. Но на следующую ночь я остался целенаправленно, и на ночь после этого, и так почти каждую ночь. К счастью, нас не поймали. Я не был уверен, что буду нравиться мистеру Личфилду так же, если он узнает, что я сплю в кровати его дочери.

Но оставаться рядом с Поппи в кровати становилось все труднее и труднее. Сейчас, когда мне было пятнадцать, я чувствовал себя по-другому рядом с ней. Я видел ее по-другому. И я знал, что она тоже. Мы целовались все больше и больше. Поцелуи становились все более страстными, наши руки стали исследовать те части тела, что не должны были. Становилось все труднее и труднее останавливаться. Я хотел большего. Я хотел свою девочку каждым возможным способом.

Но мы были молоды. Я понимал это.

Хотя от этого не становилось легче.

Поппи завозилась рядом со мной.

— Я задавалась вопросом, придешь ли ты сегодня. Я ждала, но тебя не было в твоей комнате, — сказала она сонно, когда убрала мои волосы с лица.

Схватив ее руку, я поцеловал ее ладонь.

— Мне нужно было проявить пленку, и мои родители вели себя странно.

— Странно? Как? — сказала она, подбираясь ближе и целуя меня в щеку.

Я покачал головой.

— Просто... странно. Я думаю, что-то происходит, но они говорят мне не беспокоиться.

Даже в тусклом свете я видел, что Поппи свела брови от беспокойства. Я сжал ее руку, подбадривая.

Вспоминая подарок, что принес ей, я вытянул руку за себя и поднял фото в простой серебристой рамке с тумбочки. Я нажал на значок фонарика на своем телефоне и протянул фотографию Поппи, чтобы она могла лучше рассмотреть.

Она тихо вздохнула, и я наблюдал, как улыбка осветила ее лицо. Она держала рамку и поглаживала пальцами стекло.

— Я люблю это фото, Рун, — прошептала она, затем поставила его на тумбочку. Она смотрела на него еще несколько секунд, затем повернулась ко мне.

Поппи подняла одеяло и держала его, чтобы я мог забраться под него. Я положил свою руку на талию Поппи и переместился ближе к ее лицу, оставляя нежные поцелуи на ее щеках и шее.

Когда я поцеловал местечко за ее ушком, Поппи начала хихикать и отстраняться.

— Рун! — прошептала она. — Щекотно!

Я отстранился и взял ее за руку.

— Так, — Поппи подняла другую руку, чтобы играть с длинной прядью моих волос, — чем займемся завтра?

Закатив глаза, я ответил:

— Ничем, папа хочет, чтобы мы устроили семейный день. На пляже.

Поппи села от возбуждения.

— Правда? Я люблю пляж!

Мой желудок ухнул вниз.

— Он сказал, что мы поедем одни, Поппи. Только семьей.

— Ох, — сказала Поппи, разочарованно. Она легла на кровать.