Изменить размер шрифта - +

— Что там такое, Эгберт? — вскричал пожилой рыцарь и привычно быстро схватился за рукоятку меча. Горбатый юноша приметно вздрогнул и, не отвечая, посторонился, пропуская отцовского коня поближе к подозрительному месту — похоже, избыток храбрости его не тяготил. Но тут же в глазах его сверкнуло любопытство:

— Ей богу, — воскликнул он высоким резким голосом, — в жизни не видал двух борзых щенят более похожих друг на друга, чем эта пара!

Наклонившись с седла, горбун минуту внимательно рассматривал застывших от неожиданности детей.

— Пет, — сказал он, вдруг выпрямляясь, — спрячь-ка эту дичь в мешок, я устрою с ними дома кучу весёлых выдумок, — и, не интересуясь тем, как будет выполнено его приказание, поскакал дальше.

В смертельном ужасе ребята как зайцы кинулись в лес и лишь после долгих поисков слуги наткнулись на одного из них, забившегося в дупло старой ивы над ручьём.

— Дрянь этакая, счастья своего не понимает! — ворчал озлобившийся от долгой беготни Пет и, грубо вытащив мальчугана из дупла, толкнул его так, что он жалобно вскрикнул и заплакал. Тотчас же кусты зашевелились, из них выскочил Гуг и со сжатыми кулаками кинулся на Пета.

— Пусти Улла! — воинственно закричал он. Но тут второй слуга проворно обернулся, ухватил его за шиворот и ловко накрыл сеткой для ловли птиц.

— Так-то спокойнее будешь. — смеялся, затягивая петли. — Не хочешь брата бросать? Молодец. Смотри-ка, Пет, чем не соколёнок? О, чёрт!.. — крепко ударив пленника, он замахал рукой: «соколёнок» умудрился хватить его зубами за палец.

Слуги быстро нагнали неторопливо ехавших господ. Старший из путешественников оглянулся на болтавшуюся за их сёдлами живую добычу.

— Напрасно ты с этим связался, Эгберт, — промолвил небрежно. — Кто знает, чьи они? Мне не нужна ссора с их господином…

Горбун, лениво пожимая плечами, ответил:

— Чьи бы они, отец, ни были, кому какое дело до пары щенят? Мало их, что ли, плодится в любой деревне…

А как к этому относятся сами похищенные, их родители? Такая «странная» мысль не пришла, да и не могла прийти в голову благородным рыцарям. Разве считаются с горем собаки, если господину понравились её щенки?

«В те времена белка могла перейти всю Англию с запада на восток, нигде не спускаясь с зелёных ветвей на землю, так велики и густы были леса», — писал древний летописец.

И это не было большим преувеличением — лес тянулся бесконечно. Лошади шли и шли мерным шагом, и за сёдлами рослых слуг качались две маленькие детские фигурки. На привалах мальчикам развязывали руки. Остерегаясь острых зубов одного из «зверьков», Пет протягивал им по куску хлеба и по кружке воды — тем заботы о пленниках кончались. Братья не просили освободить их и вообще угрюмо молчали, но вечерами, лёжа рядом со связанными руками, тихо о чём-то шептались. Иногда один начинал тихо плакать, тогда другой скрипел зубами.

— Перестань, — говорил он, — всё равно убежим, я придумаю — как.

— Ты придумаешь. — доверчиво соглашался другой.

Потом они засыпали, и во сне медленно высыхали полосы слёз на щеках Улла. Веки Гуга под нахмуренными бровями были всегда сухи.

Наконец пасмурные объятия леса разжались и освобождённая дорога направила свой проворный бег по полям, желтевшим копнами не убранного ещё хлеба. В этом месте звонкая речка Дув, приток полноводного Трена, описывала большую дугу, обходя группу убогих хижин деревушки Локслей. Дальше скалы сжимали реку, она сердито вскипала в крутых берегах и швыряла клочья пены на спускавшиеся к воде каменные уступы.

Быстрый переход