Когда Стоун начинает говорить снова, голос приглушен. Слышится хруст, словно сустав выбит.

— Мы не знали, что он таксист. Просто охотник за кладами. Он задавал вопросы. Мы боялись, что он как-то связан с полицией.

«Боку уже пора бы позвонить. У меня осталось время всего на один вопрос», — думает Воорт. Диктофон крутился все это время.

— После того как «Кандейс» затонула, почему нельзя было просто оставить ее в покое, на дне?

— Нет гарантии…

Стоун не договаривает.

Не имеет значения. Воорт понимает. Не было гарантии, что яхта останется на дне, что ее или улики не прибьет к берегу. Воорт узнал достаточно, чтобы понимать, что буксиры и паромы оснащены гидролокаторами. Капитаны знают рисунок дна и очертания обломков. Что-то новое легко заметить. Рано или поздно, случайно или из любопытства, гражданские или полицейские ныряльщики туда доберутся. Стоун не мог оставить свидетельства своей деятельности там, где существует хотя бы минимальный шанс, что кто-то их найдет.

— Мне нужен врач, — скулит Стоун.

Его брюки порваны, от рубашки почти ничего не осталось, лохмотья измазаны кровью. Стоуна стошнило. Лицо осунулось, на губах остатки рвоты. Багровый туман перед глазами Воорта, кажется, немного рассеивается. Львы на витраже снова выглядят нормально. Стоун вдруг начинает вызывать скорее презрение, чем ненависть. На мгновение Воорт даже ощущает жалость.

Но потом Стоун говорит:

— Ты не сможешь это использовать.

Он приходит в себя? Это возможно?

— Ты ничего не сможешь мне сделать, — цедит юрист сквозь сломанные зубы. — Получив информацию таким способом. Ты все знаешь, но на самом деле у тебя ничего нет! — Он начинает кашлять. Или это смех? — Недопустимые доказательства, — хрипит он.

«Стоун старается не дать мне подготовиться к встрече с Боком?»

Запас прочности. Воорту казалось, что этот человек сломлен. Но теперь Стоун словно засветился. С каким-то почти суеверным чувством Воорт догадывается, что присутствие, приближение Бока вдохнуло в юриста свежие силы.

Могло ли у Стоуна остаться преимущество?

Воорт говорит медленно, просто рассуждая вслух:

— Ты рассказал мне не все. Было что-то еще, так? Да. Что ты пропустил?

Нет ответа.

Ярость Воорта утихла, и теперь он полон холодной, жесткой решимости.

— Было что-то еще, — повторяет он, реагируя скорее на сопротивление Стоуна, чем на его слова. Такое напряжение воли само по себе может считаться ответом.

— Ничего… — отзывается Стоун.

У Воорта ощущение, будто он битое стекло проглотил.

Стоун шепчет:

— Кля-яну-усь.

Воорт не может удержаться. Поднимает «зиг» и снова бьет Стоуна.

— Позиция А — чисто, — раздается шепот в наушнике Бока. Бритт докладывает из леса возле Парковой магистрали. Бок расположил там арьергард, чтобы полиция или туристы не застали их врасплох у церкви. Его команда прибыла на двух машинах. «Хонда» открыто стоит на стоянке. Это манок для копа. Внедорожник в лесу с Бриттом. На нем можно будет сбежать, если Бок решит уходить по дороге.

— Позиция Б. Не могу разглядеть нашего друга.

Это означает, что норвежец Ойвен — еще один бывший ооновский миротворец из Сербии, на него всегда можно положиться — обошел церковь и теперь оказался в лесу, недалеко от задней двери, доступ к которой перекрыт машиной Воорта.

«Хорошо бы иметь лестницу, чтобы добраться до верхних окон. Если бы Воорт оказался там, я мог бы снять его даже в тумане. Но если с ним есть еще люди, они могут повредить Стоуну».