— Правда? — произнес Гарри, опуская взгляд на тонкую ткань пеньюара в том месте, где он прикрывал ее груди. Груди, дерзко рвущиеся наружу и требующие, чтобы она кинулась в его объятия. — И что же за секреты может раскрыть такая женщина, как вы?

Слово «раскрыть» в сочетании со страстным взглядом, которым Гарри пожирал ее грудь, лишило Плам остатков разума.

— О… я уверена, что у меня есть кое-что…

— Да-да, у вас есть кое-что. Просто прелестное кое-что. — Гарри не отрывал ярко сверкнувших глаз от ее грудей.

Плам тоже покосилась на них. Соски, как маленькие твердые камешки, упирались в тонкую ткань. Плам не могла решить, то ли изобразить девичью застенчивость, то ли поддаться распутному возбуждению, раз уж Гарри удается вызвать в ней такую реакцию, что она аж пылает от желания потереться о его тело. Вероятно, девичья скромность приличнее, но распутство гораздо ближе к ее истинной натуре. По крайней мере она сможет быть честной распутницей. Плам шагнула к нему.

— Заверяю вас, у меня есть секреты, Гарри. Я была замужем…

Плам осеклась, потому что Гарри, по-прежнему смотревший на ее груди так, как умирающий от голода человек смотрит на полные еды тарелки, протянул руку и нежно обхватил ее правую грудь.

— Да, вы говорили мне, что были замужем, и, если помните, я ответил, что ваше прошлое меня совершенно не касается.

Плам охватила приятная теплая дрожь. Плам закрыла глаза и вздрогнула от удовольствия, а спина сама по себе выгнулась, сильно вжав грудь в ладонь Гарри.

— Вы замерзли? — хрипло спросил он.

Плам открыла глаза. Гарри большим пальцем ласкал ее ноющий сосок.

— Нет. Не замерзла. Мне жарко. Очень жарко.

— Жарко, да, жарко, я чувствую ваш пыл. А вторая ваша… — Он положил правую руку на другую грудь, и Плам застонала. — Вы пылаете. Буквально как в лихорадке. Думаю, лучше освободить вас от одежд.

— Вы правда так думаете? Это поможет унять мою… лихорадку? — Плам уже не обращала внимания на то, что лепечет чушь словно круглая дурочка. Ее захлестнуло вожделение, и похоть, и куча самых разных ощущений, связанных с тем восхитительным трепетом в груди.

— Думаю, да. Право же, я уверен, что это поможет. Я, как ваш супруг, обязан заботиться о вашем благополучии. Я просто вынужден потребовать, чтобы вы, ради собственного здоровья, сняли этот пеньюар.

Какой чудесный мужчина! Какой чуткий! Как заботится о ее здоровье!

– О, — выдохнула Плам, искренне наслаждаясь тем, как ее груди колышутся в его ладонях.

Глаза Гарри сверкнули стеклами очков.

— Немедленно!

− О!

Не убирая теплых рук с ее грудей, он наклонился, пощекотав волосами ее подбородок, и начал поцелуями прокладывать жаркую дорожку вдоль ключицы, прямо к вырезу пеньюара, туда, где он был завязан на красивую розовую ленту. Плам вдыхала его запах — лимонное мыло для бритья и что-то земное, возбуждающее, мужское, принадлежавшее только Гарри.

— Я буду счастлив помочь вам, если вы не в силах раздеться сами.

Плам посмотрела вниз. Гарри чуть отодвинулся от нее, крепко зажав в зубах конец розовой ленты.

— Это неприлично — вы понимаете? — просто совершенно неприлично. Мы знакомы всего два дня и уже собираемся… вы хотите… и я тоже с удовольствием… в постели. Обнаженными!

Ленточка выпала из его рта. Он посмотрел вверх с такой очаровательной улыбкой, что Плам захотелось схватить его и целовать до тех пор, пока очки не запотеют.

— Да, я знаю, это неприлично.