— Хорошо, уговорил. Поеду к себе и посплю часиков шесть.

Эдам устало потер глаза и подумал: «Если только меня не будут снова мучить кошмары…»

— Ну, что скажешь?

— Похоже, что жизней у нее больше, чем у кошки. Ей дьявольски везет.

— Везение тут ни при чем, во всем виноват ее приятель, который повсюду за ней таскается. Надо от него избавиться.

— Пусть будет так. Этот Делафилди мне успел надоесть.

— Еще одно: Рэчел роется в отцовских бумагах.Тыне боишься, что она раскопает что-то существенное?

— Говорю тебе, Дункан ничего не знал.

— А я уверен, что он мог знать или, по крайней мере, догадываться. Что, если он оставил письмо, в котором изложил известные ему факты, привел некоторые доказательства? Если Рэчел найдет эти бумаги, нам несдобровать. Мы не можем так рисковать.

— Я рисковал и бульшим.

— Это твое дело. Я на такой риск не пойду — я слишком долго ждал, чтобы теперь спокойно смотреть, как все разваливается. Эту проблему нужно решить, пока не стало слишком поздно.

Но она не могла даже присесть где-нибудь в укромном уголке, чтобы немного передохнуть и собраться с мыслями. Какое-то предчувствие, какое-то смутное стремление во что бы то ни стало куда-то успеть, гнало ее все дальше и дальше по бесконечным коридорам, освещенным чадящими факелами в держателях из кованого железа.

Чем дальше она шла, тем холоднее становилось вокруг. Сырой воздух, смешанный с копотью факелов, застревал в горле, не давал дышать, глаза слезилисьот дыма, но Рэчел все шла и шла вперед, лишь изредка останавливаясь, чтобы проверить ту или иную дверь, которая казалась ей не запертой.

Потом до слуха Рэчел донеслись какие-то звуки, и ей захотелось заткнуть уши. Она не могла, не хотела этого слышать! Где-то неподалеку кто-то стонал и скулил от боли, и эхо разносило стоны по темному каменному лабиринту.

Рэчел хотела бежать, но ноги сами привели ее к массивной железной двери в конце коридора. Из-за нее и доносились эти душераздирающие звуки, которые стали теперь намного громче.

Дверь была заперта — Рэчел видела на ней массивный висячий замок, покрытый пятнами ржавчины. Но в самой двери — всего на несколько дюймов выше ее лица — было прорезано небольшое оконце, закрытое обыкновенной заслонкой, скользившей в металлических пазах.

Стоны и всхлипы по-прежнему неслись из-за двери, но теперь Рэчел различала и другие, гораздо более страшные звуки.

И ей снова захотелось повернуться и уйти. Нет, не уйти, а бежать прочь, бежать сломя голову, все равно куда — лишь бы подальше от этого места.

Но рука Рэчел словно сама собой поднялась к смотровому окну и коснулась заслонки. На одно короткое мгновение ее собственное дыхание — громкое, хриплое, частое — заглушило несущиеся из тюремной камеры стоны.

— Нет! — прошептала Рэчел. — Я не хочу, не могу этого видеть! И знать тоже ничего не хочу!

— Открой дверь, Рэчел!..

Это был голос Тома, она узнала его, но страх был сильнее.

— Нет!

— Открой, загляни!..

— Я не хочу…

— Так надо, Рэчел!

—Нет!

— Ты должна знать, где он был и что перенес. Только так ты сумеешь понять его, Рэчел.

— Том, пожалуйста, не заставляй меня!

— Открой дверь, Рэчел.

Ее пальцы дрожали от усилий, но заслонка наконец подалась и, визжа, сдвинулась.