Изменить размер шрифта - +

— Насколько?

— Очень высокая.

— Приятная внешность?

— Приятная.

— Какого цвета волосы?

— Как солнечный свет.

— Неужто?

— Так, — сказала Нора. — Вот что я тебе скажу. Допивай кофе. Поднимайся из-за стола. Иди в спальню и ложись в постель.

— Повтори, что ты сказала.

— Допивай кофе, поднимайся… — сказала она.

Он пристально посмотрел на нее, медленно взял чашку, выпил все до капли и начал подниматься со стула.

— Погоди, — сказал он, — я же не болен. Зачем мне после завтрака ложиться в постель?

— Вид у тебя неважный, — сказала Нора. — Я требую. Ступай в спальню, раздевайся и ложись.

Он медленно поднялся из-за стола и пошел вверх по ступенькам, а там как-то незаметно разделся и лег. Как только голова его коснулась подушки, ему пришлось бороться со сном.

Через несколько мгновений в тускло освещенной утренним светом спальне он угадал какое-то движение.

Он почувствовал, что кто-то лег на кровать лицом к нему. С закрытыми глазами он услышал свой голос, который неуверенно произнес:

— Что такое? Кто здесь?

С другой подушки промурлыкал голос:

— Мисс Эпплтри.

— Кто-кто? — переспросил он.

— Мисс Эпплтри, — ответили ему шепотом.

 

Литературные встречи

 

Так продолжалось уже долгое время, но она, видимо, заметила это только нынешним осенним вечером, когда Чарли выгуливал их пса, а она шла из продуктового магазина. Женаты они были уже год, но почти никогда не сталкивались на улице, словно посторонние.

— Боже мой, какая встреча, Мари! — Он взволнованно подхватил ее под руку и, сверкая темными глазами, шумно набрал полные легкие колючего воздуха. — Но вечер на самом деле одинокий!

— Хороший вечер. — Она бросила на него невозмутимый взгляд; они уже шли к дому.

— Октябрь, — со страстью в голосе произнес он. — Боже, это мой любимый месяц, готов его поедать, вдыхать, втягивать запахи. Ах, этот мятежный и печальный месяц. Смотри, как от встречи с ним зарделась листва. В октябре мир объят пламенем; невольно вспоминаешь обо всех умерших, с которыми не суждено больше встретиться. — Он крепко сжал ее пальцы.

— Минутку. Собака хочет остановиться.

Они постояли в холодной тьме, пока собака тыкалась носом в облюбованный ствол дерева.

— Боже, принюхайся — это не воздух, а фимиам! — восторгался муж. — Сегодня я ощущаю себя великаном, который способен шагать по земному шару, срывая с неба звезды и пробуждая вулканы!

— С утра у тебя голова болела — сейчас отпустило? — мягко спросила жена.

— Все прошло. Боль не вернется! Да и кто в такой вечер вспоминает о головной боли! Послушай, как шелестят листья! Послушай, как ветер играет ветвями, сбросившими плоды! Но право же, какое одиночество, какая растерянность, куда мы движемся — забытые, неприкаянные, — по кирпичным мостовым бурлящих городов и заброшенных деревень, где даже не останавливаются ночные поезда? Как хочется сейчас быть в пути, уноситься вдаль, куда глаза глядят, лишь бы оставаться в гуще октября, пить его необузданность, его сладостную грусть!

— Давай сядем на троллейбус и поедем в Чессман-парк — там красиво, — согласно кивая, предложила она.

Он вскинул руку, поторапливая завозившегося пса, и сказал:

— Нет, я имел в виду настоящее путешествие! Через реки, по горам, мимо холодных кладбищ и затаившихся деревушек, где давно погас свет и ни одна живая душа не знает, что ты мчишься сквозь ночь по звенящим стальным рельсам.

Быстрый переход