К вечеру журналисты засядут по периметру ранчо и возьмут под прицел объективов окна дома. Не будь они представители прессы, а президент – фигура общественная, это могло бы служить основанием для их немедленного задержания по обвинению во вмешательстве в частную жизнь.
В тот же вечер телекамеры засняли взлет «борта номер один» с базы ВВС США Эндрюс, который взял курс на запад. Но они не могли заснять, как спустя несколько минут самолет сел на небольшом военном аэродроме и подвергся спешной перекраске. Герб был замазан, а серийный номер изменен.
Не прошло и нескольких минут, как эмаль в аэрозольной упаковке не оставила от патриотической раскраски машины и следа.
Когда «борт номер один» вновь поднялся в воздух, это был уже обычный авиалайнер. И направлялся он на восток, через Атлантику в Скандинавию.
В России необходимости в таких уловках не было. Генеральный секретарь приказал подготовить свой «ТУ 134» к срочному вылету, о причинах которого помощникам сообщено не было.
На следующее утро «ТУ 134» совершил посадку в аэропорту Хельсинки. Перекрашенный самолет президента Соединенных Штатов уже стоял на взлетно посадочной полосе, которая была закрыта якобы для ремонта.
Генсек выслал вперед своего представителя. Поначалу президент отказался подняться на борт советского самолета.
– Пусть лучше он явится сюда, – передал он через своего помощника.
Однако советский руководитель стоял на своем. Как лидер великой державы он не может подняться в самолет сомнительной принадлежности, даже тайно.
– Да, тут они нас поймали, – прорычал первый помощник.
– Хорошо, – сказал президент. – Я иду.
– Мы идем, – поправил помощник.
Президент смерил его мрачным взглядом.
– Вы останетесь здесь и приготовите кофе. Покрепче и без сливок. Подозреваю, что когда переговоры закончатся, он мне понадобится.
Генеральный секретарь ЦК КПСС встретил американского президента в звуконепроницаемом заднем салоне своего самолета.
Обменявшись рукопожатием, оба сели. Салон пропах едким одеколоном русского. Здесь стоял небольшой телевизор и видеомагнитофон. Президент машинально отметил это про себя, но не придал значения.
– Я рад, что вы сочли возможным откликнуться на мое предложение так быстро, – сказал Генеральный секретарь.
Он широко улыбался. Эта гнусная улыбка была президенту ненавистна еще с Рейкьявика.
– Что вы затеяли? – спросил президент.
У него не было настроения вести светскую беседу, хотя это была их первая встреча с тех пор, как русский лидер в стремлении произвести впечатление современного человека стал изучать английский.
Генсек пожал плечами, словно говоря: «Как хотите. Я просто хотел соблюсти приличия». Вслух он произнес:
– Буду краток. Как я уже дал вам понять в телефонном разговоре, мне известно все о КЮРЕ.
– Кюре? – переспросил президент, пытаясь не выказать своего волнения. – Какого еще кюре? Приходского священника?
– КЮРЕ – большими буквами. Я говорю о тайной американской организации, существование которой превращает в фикцию и фарс конституцию Соединенных Штатов.
Это конец, понял президент, но попытался сделать хорошую мину при плохой игре.
– Знать – еще не значит доказать, – язвительно бросил он.
– Совершенно верно, – согласился Генеральный секретарь и включил видеомагнитофон. – Но доказательства вы не сможете опровергнуть. Позвольте вас несколько поразвлечь. Запись сделана в Корейской Народно Демократической Республике. – Видя недоумение на лице президента, он поспешил поправиться:
– В Северной Корее. А точнее говоря, в рыбацком поселке под названием Синанджу. |