Изменить размер шрифта - +
Во-первых, я живу посреди неуничтожимого рабочего беспорядка — и ни один робот-пылесос в нем не разберется. Во-вторых, не терплю закрытых окон. Какая уж тут система пылеудаления!

Вот и поддерживаем мы с Ее Величеством Пылью и прочим беспорядком вооруженный нейтралитет: я их не замечаю, пока на глаза не вылезают. Но уж если попались — сами виноваты, происходит генеральная ликвидация по всей жилой территории. До следующего приступа.

С таким отношением к быту жилье крупнее собачьей конуры мне просто противопоказано. Лишь бы поместились кухня, диван, компьютер, ну и книги, само собой — одна-две комнаты плюс балкон, прочее от лукавого. О собственном доме и говорить нечего — либо погибну под натиском «рабочего беспорядка», либо озверею от уборки. В общем, не судьба.

Но все же, все же… Пусть не будет у меня никогда собственного дома — но какое наслаждение выйти поутру в солнечный — или даже пасмурный — сад… Воздух, краски, запахи, свежесть… Щенячий восторг!

Да и сад тут такой… с подтекстом. Кажется, все растет и буйствует само по себе, а приглядишься повнимательнее — нет, ребята, природа такого совершенства достичь не в состоянии, только рука мастера.

Кстати, о мастерах, единственный неухоженный предмет в этом саду — неописуемая соломенная шляпа Ядвиги Леонтьевны. Шляпой это можно назвать, только потому что она на голове. А если отдельно — отродясь не подумаешь, что это головной убор. Какое-то воронье гнездо, выкупанное вдобавок в хлорке. Но выглядит это гнездо очень даже к месту. Не то побледневший подсолнух-переросток, не то какая-то тропическая экзотика.

Из гаража появляется Вика. Медленно, как будто еще не проснулась, подходит к Ядвиге, что-то спрашивает или, наоборот, сообщает, выслушивает ответ, произносит еще что-то и, потянувшись как кошка, направляется к дому. Забавно, Вика и Герман — родные брат и сестра, а общего — только цвет волос. Герман похож на мать — длинные руки и ноги, медально-чеканное лицо, даже уши какие-то вытянутые, прижатые к голове. А у Вики, как у Бориса Наумовича, ушки кругленькие и глаза, как две вишенки. И личико, как у обезьянки — правда, как у очень симпатичной обезьянки.

Я спускаюсь с крыльца и тоже двигаюсь к шляпе. То есть, конечно, к ее владелице. Никакого дела у меня к ней нет, разве что «доброе утро» сказать. Но вот поди ж ты — иду, как теленок на веревочке. Мое пожизненное преклонение перед Мастерами — сиречь Профессионалами — этого магнетического притяжения не объясняет. Тут настоящее колдовство. Гаммельнский крысолов удавился бы от зависти. Одно слово — ведьма. Иногда кажется: сейчас она закончит обихаживать очередной растительный шедевр, достанет откуда-нибудь из-под крыльца аккуратненькую метлу… нет, пожалуй, даже не метлу, а маленький элегантный пылесос, сядет боком, как всадница XIX века в дамское седло — и умчится на какой-нибудь Брокен…

Нравится она мне безумно. Вообще-то раз ведьма — надо бояться. Но страха нет — есть сладкая жуть, как в детстве. Психологи даже под это какую-то теоретическую базу подвели: мол, ребенок для нормального развития непременно должен пережить определенное количество искусственно созданных страхов. Может, и правда. Мы в детстве, помню, на ночь глядя собирались у крошечного костерка и рассказывали друг другу жуткие истории — про Черную Руку, про Белый Гроб и Малиновый Плащ — и все такое. Кажется, эти страшилки переходят из поколения в поколение, почти не меняясь. По спине бежала ледяная дрожь, все поджилочки тряслись — но на самом-то деле мы ведь не боялись. Где-то в глубине сознания жила уверенность: все это невзаправду.

Ядвига вызывает сходные чувства: сладкая жуть и одновременно уверенность в том, что все будет хорошо.

И еще мне кажется, что она ко мне благоволит.

Быстрый переход