| Та самая мутная речка с камышами, где потом погибнет Азиз Саадаев. Развалившиеся на берегу горные стрелки. Мелькающий в руках верный кинжал. Перерезанные глотки. Срезанный с эмблемы цветок. Немецкий солдат, которого он тащил через камыши, через минное поле. Как он сюда попал? Что он делает в доме его невесты? Что вообще происходит на этом свете? – Плен, плен, – радостно твердил немец, словно птица. – Жить, жить…   Об Айсет ей сообщила Астрид. Позвонила ей на мобильный. – Знаешь, – сказала она, – ты можешь оставить ту картину себе. Ведь я не выполнила своей части договора. Пусть картина напоминает тебе об Айсет… Софи-Катрин поехала на вокзал, достала картину из ячейки камеры хранения, взяла такси и поехала на Чистые пруды. Астрид открыла дверь и молча впустила гостью в квартиру. Астрид была в черном. И в комнатах не светились вечным огнем привычные телеэкраны. Они прошли в спальню. Астрид поставила картину на мольберт. Присели на краешек кровати. Выпили молча. – Давай поедем к художнику, – первой нарушила молчание Астрид. – Давай…   Модест Матвеевич был у себя в мастерской. – Это муж Лики и мой друг, – отрекомендовала его Астрид. – Я догадалась, – сказала Софи-Катрин без улыбки, протягивая руку Модесту Матвеевичу. Догадаться было несложно – повсюду на полотнах была та девушка. Тоненькая девушка, что в спальне Астрид теперь вечно снимала свой белый ажурный чулок. – Модест, – обратилась к художнику Астрид, – ты мог бы написать портрет по фотографии или даже лучше, по видеофильму? – Портрет твоей подруги? – спросил художник. – Портрет нашей подруги, – уточнила Астрид, – она погибла позавчера. Модест молча подошел к бару. Достал бутылку виски и три стакана. Софи-Катрин сидела согнувшись, подтянув коленки к самому подбородку. Астрид в прострации глядела куда-то в сторону. – Оставьте кассеты и фото, – сказал Модест, – я погляжу… Они тихонечко нализались в тот вечер, но каждый отправился спать в свою постель. И каждый, засыпая, думал о своем. О том, что не смог помочь, не смог защитить, спасти… Модест думал о Лике. Софи-Катрин думала об Айсет. А Астрид думала о себе, вернее о том, что не смогла она спасти свою душу. Себя спасти.   Джон увидал репортаж из России, когда они с Мэгги собирали вещи, собираясь снова тронуться в путь. – Мы показываем вам репортаж, подготовленный директором нашего московского отделения Астрид Грановски… С экрана телевизора на Джона глядела Айсет. – Московская редакция потеряла одного из своих лучших сотрудников, – говорил голос за кадром, – а лично я потеряла подругу, и как мне теперь кажется, лучшую подругу, потеря, которая в жизни уже никогда не восполнится… С экрана на Джона глядела Айсет. – Мы покажем сегодня ее фильм, тот ее фильм, который она не успела доснять, с кассетами которого ее так и нашли в расстрелянной бандитами автомашине на сороковом километре федеральной дороги А-140… Джон молча присел на край кровати. – Что? Опять в России кого-то убили? – крикнула из душа Мэгги. – Помолчи, дура, – огызнулся Джон, доставая сигарету… Из Шербура в Сен-Назер машину вела Мэгги. Джон сидел на заднем сиденье с ноутбуком на коленях и писал. Он писал электронный мейл своему другу, который работал в офисе фирмы «Юнайтед Артистс». «Боб, сделай мне одолжение, черт тебя дери, а то всегда по жизни одолжения тебе делал я.                                                                     |