|
Но, когда говорят «стакан», не имеют же в виду стопочку. Молоко никто не пьет маленькими глоточками. Обыкновенно человек берет ломоть хлеба или два и пьет молоко стакан за стаканом. Большими стаканами. Молочный стакан — не маленькая рюмочка. Это же совершенно ясно. И тот участник вечеринки наполнил, значит, вот такой стаканище. Должно быть, он и сам не понимал, как высоко поднял планку для всех прочих. Если тебе надо соразмерять свои возможности с целым молочным стаканом, ты неизбежно на годы вперед превратишься в собственных глазах в убогого неудачника. Я и сейчас еще помню то чувство бессилия, которое охватило меня тогда на улице перед магазином. Я почувствовал, что для меня это невозможно, и продолжаю чувствовать так по сей день.
А теперь вот Руар, оказывается, стал поваром. — Так, значит, ты стал поваром! — говорю я. — Да. В отличие от всех вас, дурачков. Вы вон учитесь-учитесь, а как до дела, ничего не понимаете. А я вот взял и стал поваром. И у меня все чин чином. Руар нисколько не изменился. Все напрямик. Не ходит вокруг да около. — Вкусная еда! — говорю я. Эвен и Мартин меня поддерживают. — Вся беда с людьми, которые едят хорошую еду, в том, — говорит Руар, — что никто из них не умеет сказать ничего вразумительного про ее вкус. Понимают, что вкусно, а внятно объяснить ничего не могут. Каждая вкусовая луковица (а у нас их несметное число), — говорит Руар, — содержит пятьдесят — семьдесят клеток, которые обновляются приблизительно каждые десять дней. Это означает, что вкусовые ощущения у нас всегда в отличной форме, если только мы не губим их табаком и другими ядами. Вкус и обоняние находятся в тесной связи друг с другом. Вкусовые ощущения зависят, с одной стороны, от вкусовых луковиц, с другой — от обоняния. У нас, — говорит Руар, — не хватает слов для выражения чувственных впечатлений вообще и вкусовых ощущений в частности. «Хороший» — очень скучное прилагательное. К еде нужно относиться как к искусству, литературе, кино. Этот вопрос весьма волнует Руара. Он не видит причины, почему для описания еды нужно пользоваться какими-то другими словами. Я, между прочим, тоже. Мартин и Эвен с нами солидарны. — Мы согласны с тобой, Руар, — говорю я. Мы все согласны. Руар отошел, чтобы взять себе пива, и подсел к нам. Спрашивает меня, как дела. — Спасибо, ничего. — А ты так и не выточил ножку для лампы, — говорит Руар. — Нет. Не выточил. Зато у меня сейчас планы. Великие планы. Экспедиция. Я подыскиваю участников. Экспедиция по Тихому океану. Он был покрыт льдом. Коньки. Различные теории миграции. Уйма теорий. Норвегия должна быть отмечена на карте мира. С деньгами дело в шляпе. — Тебе не нужен повар? — Разумеется, повар нужен! И как только я раньше об этом не подумал! Похоже, я не умею широко мыслить. Это меня беспокоит. Руководитель экспедиции должен мыслить широко и быть дальновидным. Его мысль должна охватывать все и опережать всех остальных. Все случайности должны быть учтены заранее. Ни одна не должна застать врасплох. Если мне нужно было встретить повара для того, чтобы понять, что мне нужен повар, это — прокол. Хорош бы я был, отправившись путешествовать по Тихому океану без повара! Стряпать что попало и как придется — это же никуда не годится! — Какое место ты занимаешь среди братьев и сестер? — спрашиваю я его. — Как-то я никогда не задумывался, — говорит Руар. — Вроде бы хорошее. А ты в каком смысле спрашиваешь? — В смысле младший ты, или старший, или средний ребенок? Руар оказывается младшим. Итак, у меня есть повар. |
