Старший полицейский инспектор Уайклифф и его жена Хелен в первый раз наблюдали подобный спектакль. Они проводили свой уик-энд с Баллардами, жившими на вересковом плато над городом. Тони Баллард был художником, а его жена Зила писала исторические романы. Тони производил впечатление застенчивого, замкнутого человека, зато Зила жила, как писала, ярко и напористо.

Вечер был теплый, по небу плыли облака, иногда открывая взору молодой месяц. Каждые пятнадцать секунд маяк давал яркие вспышки света, направленные к морю. По одну сторону косы виднелись городские огни, по другую можно было различить только линию обрыва, скрывавшуюся в полной темноте.

Уайклифф чувствовал удовлетворение. Засунув руки глубоко в карманы, он наблюдал за толпой. Это занятие никогда не надоедало ему. Люди ведь намного разнообразнее и интереснее, чем бабочки, птицы или иные создания, наблюдение за которыми натуралисты ведут с неустанным терпением. Но интерес Уайклиффа нельзя было назвать научным. Он не пробовал делать далеко идущих социологических выводов; он даже не пытался казаться объективным в своих наблюдениях. Он испытывал удовлетворение уже от того только, что может принимать участие в жизни других людей.

Подростки группами по три-четыре человека шли мимо, толкаясь, смеясь и крича; компании девочек, не такие бойкие, хихикали и щебетали, заигрывая с мальчишками, как только те оказывались неподалеку. Молодые парочки прогуливались в обнимку, иногда останавливаясь, чтобы поцеловаться. Более пожилые пары приветствовали знакомых, и пока дамы болтали, их мужья вынуждены были демонстрировать друг другу подчеркнутое радушие, что придавало им довольно дурацкий вид.

Из репродуктора звучал голос, просивший присутствующих держаться за ограждением трассы.

– Тони, давай выберем место, откуда все будет видно.

Мнения по поводу пункта наблюдения разделились, поскольку если смотреть старт, они не увидят заключительную фазу полета и падение колеса в море. Зила считала, что лучше смотреть за началом процессии, тем более что они и так находились рядом со стартовой площадкой.

– Нам будет хорошо видно колесо, – объясняла она несколько смущенно. – Разумеется, в старые времена к нему привязывали не изображение, а живого человека. Позже, когда в общество пришла цивилизация, в роли козлов отпущения стали использоваться кошки – в колесо запихивали сразу дюжину животных, пойманных в сеть. Не потому, что наши предки плохо относились к этим животным, а потому, что существовало поверье, будто ведьмы обращаются в кошек. Так что какой-то резон в этом был.

Похоже, Зилу знал весь город, и Уайклиффам была представлена масса людей, с которыми они наверняка виделись в первый и последний раз.

Внезапно раздался душераздирающий звук трубы, известивший о начале церемонии. Толпа тут же примолкла. Ведущий в белом балахоне влез на платформу, где стояло колесо, и стал всматриваться вдаль по направлению одной из огражденных канатами дорожек, теряющихся в темноте. Через несколько минут в конце ее возник мигающий огонек. Постепенно он приближался. Наконец из тьмы возникла девушка, держащая факел. Она была в длинной белой рубахе без рукавов. Факел в ее высоко поднятой руке нещадно дымил.

– По правилам факел должна нести девственница, – сообщила Зила шепотом, но ее слова разнеслись на несколько метров вокруг. – Однако я не стала бы держать пари на этот счет.

Девушка поднялась по ступеням и встала рядом с ведущим. Потом они начали обмениваться фразами, которые, хотя и были хорошо слышны, казались абсолютно бессмысленными.

– Они говорят на кельтском наречии, – пояснила Зила. – Он спрашивает, принесла ли она праведный огонь, и она отвечает, что принесла. Теперь он спрашивает: «Этот огонь был зажжен у алтаря Господа?», и она отвечает: «Этот факел был зажжен от святого огня».