А если воспользоваться вашим Кокошником?
У меня тоже сложилось такое впечатление, подумал Свет. Но я бы об этом вам ввек не сказал… И уж в любом случае экспериментировать не стану.
Он покачал головой:
— Вижу, вам не дают покоя лавры колдуньи! Не забывайте, это я должен вас лечить, а не вы меня. К тому же, такие вещи, как сегодня, происходят со мной достаточно часто.
Вера смотрела на него с явным недоверием, но недоверие это выразилось лишь во взгляде.
— Как вам будет угодно, чародей, — сказала она. — Я готова.
Свет полез в баул за Серебряным Кокошником.
Все повторилось.
Опять свалились на Света те же видения. Вновь гналась за ним толпа насильников. Вновь валили его навзничь на жесткую землю, драли на нем юбку. И терзали, терзали, терзали, терзали…
Правда, о том, что переживаемое происходило с ним уже во второй раз, Свет вспомнил, лишь когда, благодаря безотказно работающему инстинкту самосохранения, опять сумел вырваться из кошмара… не то чужих воспоминаний, не то извращенных грез…
И опять осталось неясным, кто же попал к нему в дом.
Однако теперь, после случившегося за утренней трапезой, Свет уже не мог разойтись с судьбой вничью. Теперь паломница по имени Вера стала не только государственным делом Словении и ее Колдовской Дружины, но и личным интересом чародея Светозара Смороды.
Сидя перед распростертым на кушетке расслабленным девичьим телом, Свет погрузился в размышления. Размышления эти оказались долгими, но не бесплодными. Он понимал, что с Верой ему необходимо определиться в ближайшие дни. Паломная седмица давала ему некоторый резерв времени. Но затем, когда она, с ее гигантскими богослужениями и празднествами, все-таки завершится, и Кудесник, и министерство безопасности тут же вспомнят о тех чаяньях, которые они связывают с лежащей перед ним девушкой. А потому все более и более необходимыми ему начинали представляться активные меры.
И право слово, Репня Бондарь, при всей его одержимости бабским телом, предложил прекрасный способ. Впрочем, подобный способ и мог предложить лишь такой бабник, как Репня. Самому Свету, к примеру, это бы сто лет в голову не пришло.
Свет попытался проанализировать, что же случилось с ним в тот вечер, в пятницу. С какой стати в нем тогда родилось столь активное неприятие Репниных ухаживаний, что дело завершилось таким нечастым явлением как открытие нового заклинания?
Он сел в кресло, расслабился и, как вчера утром, попытался вновь пережить минувшее. Странно, но сегодня оживающая в памяти картина не вызывала у него ни малейшего неприятия. Во всяком случае, если бы сейчас Репня прижал эту девицу к матрасу, он, Свет, и перстом бы не шевельнул, чтобы помешать их любовным игрищам.
Так что же случилось позавчера?
Неужели все дело в его ментальной усталости и предболезненном состоянии психики?.. А что, вполне может быть!.. Точно, ведь он тогда представил себе, каково бы ему было, если бы это его начал тискать Репня, и это «каково» показалось ему не только достаточно неприятным, но и откровенно омерзительным.
Да уж, будем правдивы хотя бы перед собой! В нормальном состоянии психики ни одному волшебнику подобная мысль бы и в голову не пришла. Но тогда вполне возможно, что и ночная ментальная атака на чародея Смороду была плодом его собственного болезненного воображения… А что, думается, такое вполне возможно. И даже более того… Если Вера хоть на каплю волшебница, его ночные кошмары вполне могли отразиться и на ее снах. Гостевая-то рядом с его спальней. Вот вам, сударыня, и молнии без грома и дождя! Не зря волшебники не спят близко друг от друга…
Свет снова посмотрел на Веру. Она лежала перед ним, открытая и беззащитная, — шуйца на персях, десница под головой, и было в ее позе нечто такое, что в Свете вдруг проснулась жалость. |