|
Ведь убийца не может быть уверен, что их там не было. А стало быть, у него должны быть опасения, что они там оказались. И видели, как он залезал в карету. И если они вспомнят, что стоящая перед перекрестком карета принадлежала академику Барсуку… если вспомнят, что влезавший в нее волшебник воспользовался заклятьем на невидимость… если вспомнят, как выглядел оный волшебник… Конечно, все это косвенные улики, но вероятность подобного развития событий все равно должна волновать убийцу. А если еще обнаружатся мотивы? Да еще найдется нож, который вонзили в сердце академику?.. Нет, подобного развития событий убийца бояться должен. А значит его можно напугать еще больше — если он почувствует внимание к своей персоне. Причем (если убил Барсука Лапоть) лучше всего было бы, чтобы он не понял, чье внимание он чувствует: ведь ему известно, что в момент убийства чародея Смороды никак не могло быть на месте преступления. А потому, если чародей Сморода скажет ему, что видел его на неком перекрестке садящимся в некую карету некоего академика, то опекун Лапоть попросту плюнет в физиономию чародею Смороде. И подаст на Смороду в суд. За клевету. А вот если Лапоть почувствует, что на него кто-то смотрел. И то ли узнал, то ли не узнал, то ли вспомнил, то ли не вспомнил… Вот здесь он может испугаться. И тогда уже можно будет разобраться, чего он испугался. В особенности если он совершит после этого какую-нибудь оплошность…
Что ж, прекрасно! Но теперь возникают два вопроса. Вопрос первый: стоит ли посвящать во все это сыскника Смирного? Некоторое время поломав голову, Свет решил, что сейчас (по крайней мере до тех пор, пока не выяснится хоть что-либо определенное) не стоит, и перешел ко второму вопросу. Второй вопрос был посложнее. И в самом деле, судари, как чародея Лаптя, являющегося достаточно квалифицированным волшебником, обвести вокруг перста, чтобы он понял, что им интересуются, и не понял — кто? Здесь требуется обязательное прикрытие. А в качестве прикрытия должен сработать кто-то по квалификации не ниже Света. Лучше всего — сам Кудесник… Но к Кудеснику не пойдешь, не имея фактов… В общем ситуация оказывалась безвыходной. И безвыходной бы осталась. Но назавтра начиналась Паломная седмица. И именно по этой причине Свет перед самым ужином нашел выход.
Утром в седмицу Репня понял, что угодил к этой сучке в капкан. Впрочем, сия мысль откровенно покоробила его, и он понял, что назвал Веру «сучкой» в последний раз. Не могла эта куколка быть сучкой, ну никак не могла! А в том, что случилось между ними во середу, полностью виноват он сам. Верочка же попросту расценила, что врач пользуется ее телом в качестве платы за справку. Кстати, ведь так оно и было… Сегодня среди персонала Временной медицинской комиссии, как и во всех правительственных учреждениях столицы был вновь объявлен рабочий день. Количество паломников возросло до невозможности. Возросло, естественно, и число не имеющих справок. Поэтому седмица оказалась исключительно сложным днем. Несмотря на увеличение штата щупачей очереди выросли. Паломники нервничали, ругались друг с другом, и возрастающее в коридорах напряжение поневоле передавалось щупачам. Однако Репня с удивлением обнаружил, что на него ментальное давление не оказывает ни малейшего влияния. Он работал быстро и с удовольствием. Когда к нему в кабинет заходила молоденькая симпатичная паломница, он по привычке отмечал ее красу, но это была совсем не та краса, на которую он обращал внимание раньше. И оказывалось, что того, привычного желания тут же завалить девицу на кушетку нет и в помине. Наоборот, он ловил себя на том, что представляет себе Верочку, и краса очередной соискательницы медицинской справки тут же меркла. А сердце начинало биться как сумасшедшее. Так оно билось раньше лишь в канун оргазма… Нет, у Репни не было никаких сомнений: Верочка явно околдовала его. |
