При этом несколько квартир были заселены, а другие пустовали, то ли в ожидании, когда в них въедут жильцы, то ли по каким-то иным причинам, которые Грузило мало волновали. Дом считался вполне благополучным и никогда не фигурировал в черном списке участкового. Шпана в нем не собиралась, жильцы — люди в основном солидные — никогда не скандалили и вели себя вполне прилично. И вот на тебе — один из самых спокойных домов отличился «мокрухой».
Постояв несколько секунд на пороге отделения и осмыслив только что услышанную новость, Грузило пришел к выводу, что для него в такой ситуации будет лучше, если он не станет мелькать в отделении, а отправится к месту недавнего преступления. И хотя проводить опрос жильцов страсть как не хотелось, однако делать было нечего — формальность следовало соблюсти.
До переулка, в котором произошло убийство, оставалось пройти несколько сот метров, когда Грузило внезапно заметил дворничиху, которая обслуживала тот самый дом, где сегодня утром побывал киллер. С двумя полными хозяйственными сумками в руках та шла по противоположной стороне тротуара, сосредоточенно глядя себе под ноги, и, вполне вероятно, прошла бы мимо участкового, так и не заметив его. Но Грузило сам окликнул женщину:
— Здравствуй, Клавдия.
Женщина обернулась на зов и остановилась. Узнав участкового, она опустила тяжелые сумки на землю и перевела дух:
— Здорово, Иваныч.
— Я смотрю, ты по-прежнему крутишься-вертишься, а твой муженек баклуши бьет.
Грузило прекрасно знал все уязвимые места своей собеседницы и специально начал разговор с одного из них.
— Не говори, Иваныч, здоровый мужик, а уже полгода сидит на моей шее. Я ему недавно предложила хотя бы в дворники устроиться, так он, скотина, даже обиделся. Мол, как это он, инженер, будет метлой махать. Ему, видите ли, стыдно. А дармоедничать не стыдно? Ты бы зашел к нам, Иваныч, поговорил с ним.
— Зайти, Клавдия, можно, только будет ли толк? Нынче времена совсем другие, нас — участковых — теперь уже не боятся, как раньше. Демократия, как говорится!
Женщина в ответ закивала, тем самым выражая полное согласие со словами участкового. Тот же решил повернуть разговор к интересующей его теме:
— Тебя сегодня милиционер заезжий допрашивал?
— Допрашивал, Иваныч. Только что я видела? Машина какая-то возле соседнего подъезда вертелась, так я в этих иномарках совсем не разбираюсь. Кто там был, сколько их было, я не видела. Помню только, что, когда машина уехала, из моего подъезда мужик какой-то выскочил и быстренько так за угол ушел.
— Что за мужик? — насторожился Грузило.
— И этот, заезжий милиционер, меня тоже об этом спрашивал. Но я ему честно сказала: мужика этого вижу в первый раз. Однако судя по виду, бомж. В моем подъезде такие не проживают. Вот и весь мой разговор с тем заезжим.
— Ну а жильцы дома что говорят? Может, из них кто-то видел бомжа того или машину?
— Да никто ничего не видел. Полдома к тому времени уже на работу ушло, а остальные только проснулись. Даже Генералова о случившемся только от меня узнала, хотя ее глаза и уши не чета нашим будут. Да ты и сам об этом знаешь.
Про глаза и уши Антонины Сергеевны Генераловой из двадцать четвертой квартиры Грузило действительно был хорошо осведомлен. Эта пожилая женщина была известна тем, что круглые сутки торчала на скамейке во дворе и собирала все сплетни об обитателях своего и соседних домов. Если уж она ничего подозрительного не заметила, значит, остальные жильцы о происшедшем и подавно ничего не знают.
Постояв еще несколько минут с участковым и обсудив с ним еще пару житейских проблем, Клавдия наконец засобиралась и вновь взялась за скрученные от долгой эксплуатации ручки хозяйственных сумок. |