Когда мне наконец удалось продрать глаза, часы показывали половину двенадцатого. Настроение было просто отвратительное, чугунная голова никак не хотела отрываться от подушки. Сердобольная Катюша притащила мне кофе “в постель” и тут же стала интересоваться меню, но я фыркнула на нее, как разъяренный кот, и поплелась наверх, в свои апартаменты. Приняла душ, оделась во все новое, накрасилась. Но даже эти столь милые и приятные процедуры не смогли меня развеселить. Причина, как заноза в заднице, сидела, а точнее, лежала прямо за стеной – заливистый храп был слышен так, словно я храпела сама.

Низкое небо хмурилось, сильно парило – похоже, гроза готовилась идти на второй круг. Желтые цветочки на клумбе, похожие на гигантскую куриную слепоту, закрыли поникшие головки.

Петюня, втиснутый в узкое креслице, сидел на веранде и играл в тетрис. Похоже, это было его любимое место.

- Твой… этот… дрыхнет еще? – спросил он, не отрывая глаз от экранчика и быстро-быстро нажимая кнопочки.

- Он не мой! – огрызнулась я.

- Да-да! Наверно, мой!

Я все больше и больше ненавидела весь белый свет. Хотелось визжать, плеваться и топать ногами. И говорить самые гадкие ругательства в адрес первого встречного. И второго – тоже.

- Где Антон? – процедила я сквозь зубы, чтобы не выпустить что-нибудь лишнее.

- Как где! В банке.

Я развернулась и пошла обратно в дом. Нырнула под лестницу, распахнула дверь кухни.

- Ну и слава Богу! – защебетала Катя, помешивая что-то в большой кастрюле. – Как же без завтрака! Что вы будете?

“Зверствовать буду!” – мрачно пообещала я про себя, прошла мимо нее, как мимо деревца стоячего, и полезла в битком набитый холодильник. Порылась там, извлекла ветчину, сыр, колбасу с шампиньонами, сделала пару гигантских двухэтажных бутербродов. Прихватила литровый пакет апельсинового сока и гордо удалилась, чтобы расположиться со всей этой икебаной на нижней ступеньке лестницы.

С веранды донеслись первые такты “Турецкого марша” – это проснулся Петин сотовый. Поговорив, Петя вошел в дом и, не заметив меня, скрылся в кабинете.

- Эй, Алка, тебе тут “емеля” пришла! – услышала я через некоторой время.

Он вышел, увидел меня и вздрогнул от неожиданности: я тупо жевала бутерброд и запивала его соком прямо из пакета.

- Владимыч звонил, сказал, тебе письмецо пришло на домашний комп. Он его сюда скинул. Получи и распишись.

Я со всех ног рванула в кабинет. Петя – за мной.

- To Martyshka from Baibak, - прочитал он, стоя у меня за спиной. – Ну и ники у вас! Еще какой-нибудь дружок?

-------------------

 Мартышке от Байбака (англ.)

- Блюдешь честь начальства? – съехидничала я, бегая глазами по строчкам.

Из этих самых строчек явствовало, что ни одна Елена Сергеевна Стеклова в 1973 году в Сочи не рождалась. Равно как и в 72-ом и в 74-ом. И вообще – никогда там не жила.

- Черт! Черт! Черт! – завопила я и так тряхнула бутербродом, что ошметки ветчины полетели в разные стороны. – Кстати, где фотография Ладыниной? Так и не нашли?

- Нет. Сергей об этом просто забыл. Да и зачем тебе фотография? Теперь-то не все ли равно, знала ты ее или нет?

- Не все ли! Если окажется, что мы знакомы, то я, может, пойму, зачем ей понадобилось использовать для своих дел не кого-нибудь, а именно нас с Корниловым.

- Интереснее другое, - отмахнулся Петя. – Она что, с липовыми документами за Ладынина замуж вышла? И кто же она тогда на самом деле?

- Вот и выясняйте, - надулась я.