В глаза по-собачьи не заглядывала, в попу не целовала, о нежных чувствах, опять же, ни слова не сказала. Вот и решил о себе, драгоценном, напомнить. Все это мы уже не раз проходили.
- Слушай, что ты задумал? - спросила я.
- Для начала мы пойдем в гостиницу, снимем номер.
- Зачем? - не поняла я.
- Тебе понравилось спать на лавке?
- Ну и в какую гостиницу мы пойдем, приодевшись на барахолке? В “Асторию”?
- Тебе еще не осточертела твоя идиотская добропорядочность? Мы можем одеться в каком-нибудь бутике и поехать на такси в “Асторию”. Через полчаса у нас будут гости. Хочешь?
У Герострата просто потрясающая способность выворачивать ваши слова наизнанку. Так поговоришь с ним пять минут и поверишь, что действительно требовала номер в “Астории”.
Мы шли по проспекту Энгельса, вяло переругиваясь, как супруги со стажем. Я постоянно оглядывалась и вертела головой по сторонам. Все казалось, что за спиной кто-то топает. Нет, не топает, а крадется. И пистолет аккуратно достает. Или нож.
Андрей зашел в обменник, и мы влились в толпу, которая хищно оглядывала бесконечные палатки. Сначала купили дорожную сумку. Потом одели Корнилова. Вернее, он сам оделся, игнорируя мои робкие предложения и замечания. На мой взгляд, рубашки можно было купить не такие пестрые и яркие, а джинсы - чуть посвободнее, все-таки он на сторожевых харчах отъелся, заживотел. Пивко, наверно, любит. У Михрютки в последние годы тоже брюшко выросло, но, как он говорил, не от пива, а для пива.
Странно, после развода прошло три года, а я очень часто вспоминаю Мишку. Не с какими-то чувствами, а просто: как мы жили, что он говорил, как себя вел. Динка говорит, что о бывшем муже не вспоминает практически никогда, словно его и не было. Впрочем, наверно, есть разница - год провести в браке или семь. Да и разошлись они очень некрасиво. У меня же к бывшему супругу никаких недобрых чувств не осталось. Было хорошее - и я ему за это благодарна. Я вообще незлопамятная. Так проще жить. К тому же неизвестно, кто кому больше зла причинил.
Наконец Корнилов накидал в сумку разноцветного ширпотреба долларов на триста и вспомнил обо мне.
- Ну, теперь ты. На, - он протянул мне несколько купюр, - покупай себе трусишки, штанишки, что там тебе еще надо.
- Да, много можно купить на четыреста рублей, - возмутилась я. - Только что трусишки. Белорусские. Может, еще лифчик из парашюта.
- Ты не поняла, - начал втолковывать мне Герострат, прямо как умственно отсталому ребенку. - Это тебе на... тампаксы. За все остальное я заплачу сам.
Вот так вот! Господи, спасибо, что он на мне не женился. Да я бы ему чеки из булочной приносила на контроль. Мишка деньги кидал в тумбочку и никогда не интересовался, на что они ушли. Впрочем, я и не злоупотребляла. Одна моя знакомая приехала в Питер из глухого Зажопинска и ухитрилась выскочить за очень крутого бизнесмена. Муженек не дает ей ни копейки. Домработница покупает продукты и ведет все домашние расходы. В магазины и прочие салоны супруг водит Лерку лично, ни в чем ей не отказывает, но платит только сам. Без него она не может даже жвачку купить.
Герострат пошел по тому же пути, но развил его творческой находкой. Каждую тряпку, на которую я бросала взгляд, он долго и нудно критиковал: не тот цвет, не тот фасон, не то качество, а “в этих шортах у тебя будет слишком толстая задница”. В конце концов я озверела и накупила первого попавшегося барахла, лишь бы побыстрее закончить. Тем более солнце припекало все сильнее, и я в шерстяных брюках и водолазке совершенно запарилась. Да и люди, одетые в легкие кофточки и рубашечки, смотрели на меня с удивлением.
Наконец, мне удалось добраться до кабинки для переодевания и сбросить с себя грязные потные тряпки. И серые, слегка мятые бермуды, и бледно-сиреневая футболка гадко пахли новым текстилем. Всегда неловко себя чувствую в новой одежде, пока не привыкну. |