Так кто же убил клоуна? Почему? Кем он был? Дюжины вопросов роились в моей голове. Я перевел взгляд на мертвеца. Несмотря на то что у него был красный нос, а у меня — синий и что большие пуговицы на моем балахоне были красные, а у него — синие, мы были очень похожи. Все клоуны похожи друг на друга, особенно на вечеринке, где вино льется рекой. Так что, скорее всего, существует только одно логическое объяснение того очевидного факта, что мертвый клоун покоится в этой комнате, — его убийца думал, что это я.

Такой ответ напрашивался сам собой, и я не сомневался в своей правоте, но я не понимал, как стало известно, что на мне будет костюм клоуна. Единственное, до чего я додумался, — что миссис Квин предала меня, но ведь и она не знала, в каком костюме я собираюсь появиться здесь.

Но тут дверь открылась, и я получил ответ. А вместе с ним чуть не получил в зубы пулю 32-го калибра.

Открылась не ближайшая ко мне дверь в коридор, а та, возле которой лежал труп, и должен признаться, что, если бы мы вошли в этот кабинет одновременно, едва ли я успел бы первым прийти в себя; к счастью, я уже немного очухался и адекватно реагировал на окружающее. Мое состояние не шло ни в какое сравнение с тем шоком, который испытал мужчина, открывший дверь и вошедший в комнату.

На нем был черный балахон до пола, почти скрывавший его фигуру, но он был без маски, и я узнал его: это был Барракуда, тот человек, которого я видел вчера в магазине «Костюмы двадцати веков».

Его появление многое прояснило. Возможно, он был тоже приглажен на бал и зашел туда подобрать костюм, — я вспомнил, что видел там черный балахон с капюшоном. Или он следил за мной; вполне вероятно, что именно он сидел за рулем «катафалка».

Возможно, он знал меня, а может, и нет, но в любом случае он наверняка доложил Фрэнку Квину, что верзила с белыми волосами и с бровями углом взял напрокат костюм клоуна. Вероятно, он только что доложил Квину, что этот верзила мертв. Но тогда почему же меня не схватили внизу? Почему позволили целый час беспрепятственно бродить по дому? Объяснение еще более странных вещей ускользало от меня, сейчас мне было не до них.

Барракуда стоял на пороге, вытаращив на меня глаза, и в этот момент действительно был очень похож на шестифутовую рыбу; воздух с шипением, как из спущенной шины, вырывался из его разинутого рта. В первую секунду он просто окаменел, но, как только я прыгнул вперед, намереваясь ударить его, он неверными шагами двинулся мне навстречу, тыча в меня пальцем и бормоча: «Но... ты...»

Он не сомневался, что убил меня, и, конечно, мое воскресение из мертвых повергло его в шок — да к тому же это привидение прыгало, не хватало только, чтобы оно прошлось по комнате колесом. Но как только я занес дубинку, целясь ему в челюсть, он поверил в реальность происходящего и успел увернуться.

Может, я промазал и потому, что наносил удар левой рукой, но факт остается фактом: сила удара была так велика, что я потерял равновесие. Тем не менее успел повернуть голову влево и увидел, что Барракуда извлекает из недр своего балахона небольшой пистолет 32-го калибра и наводит его на меня.

Забавно, но меня волновало не то, что в меня стреляют, меня беспокоил шум, который наделает эта маленькая пушка. И еще я очень боялся, что Фрэнк Квин уже, наверное, стоит у дверей своего кабинета. Пока Барракуда извлекал из-под балахона оружие, я уже восстановил равновесие. Не успел он прицелиться, как моя дубинка со свистом рассекла воздух, и мощный удар обрушился на его руку, державшую пистолет.