— Тех, кто путается с бродячими призраками, ждет суровое наказание. Окрестные леса кишат проклятыми мертвяками. Разве ты не знаешь? Тот, кто приютит неупокоенного или станет помогать ему, достоин присоединиться к ним. И смерть его не будет легкой. Хочешь узнать, что его ждет?

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Миаль.

— Я все равно расскажу тебе. Некоторые мудрецы полагают, что справедливо отсекать у виновного ту часть тела, которую он осквернил, общаясь с мертвыми. Кисть, если он протянул руку неупокоенному. Ухо, если он прислушался к речам призрака. Язык, если он говорил с ним. В твоем случае тебя ждет весьма неприятное усекновение, учитывая, чем ты тут занимался.

Это было так отвратительно, что просто не могло быть правдой. Наверное — шутка. Миаль вымученно засмеялся. Всадники тоже расхохотались, они хохотали долго и громко, гарцуя вокруг менестреля, так что у него начала кружиться голова. Потом один из них направил коня прямо в озерцо. Жеребец прыгнул, глаза его вращались, грива развевалась, желтые зубы обнажились в оскале — и это было страшно. В то мгновение, когда передние копыта коснулись воды, рука всадника метнулась к рукояти меча. Миаль видел бледное лицо Сидди, видел, как она отшатнулась, как меч обрушился на нее. Он представил, как безжалостная сталь рассекает ее кожу, кости, серо-зеленые глаза, чувственные губы. Тут кто-то набросил мешок ему на голову, и краски исчезли, а пронзительный крик девушки превратился в тонкий высокий свист, в дрожь натянутой до предела тонкой струны.

Когда Миаль пришел в себя, оказалось, что он крайне неудобно сидит верхом на лошади, уткнувшись лицом ей в гриву и крепко обхватив руками за шею.

Лошадь шла галопом. Две другие, слева и справа — тоже. Та, что справа, несла на себе двух седоков. Лошадь слева тоже была как-то странно перегружена, но один из ее всадников — тот, что сидел сзади — крепко сжимал в кулаке поводья лошади Миаля.

Все кончилось с неизбежностью, с горькой мукой, неправильно и несправедливо.

Когда всадники убили девушку, поняли ли они, что она не была мертвой? Но если так, они еще более опасны. Это ее тело там, на левой лошади? Наверное, те, кто живет так близко от легендарного Гисте Мортуа, чрезмерно подозрительны, им везде мерещатся призраки. Миаль должен был подумать об этом раньше, и Сидди тоже. Сидди...

Мысль о ней наполнила душу менестреля страхом. И не из-за ее страшной гибели от меча, а потому... потому что... а вдруг эти безумцы не ошиблись? Может быть, меч был как-то освящен и обладал способностью изгонять духов — Миаль слышал, даже сам пел о таком. И если Сидди была мертвая... Он почувствовал, что вот-вот снова лишится чувств, и напрягся, чтобы не провалиться в беспамятство.

— Куда мы едем? — спросил он высокомерных всадников.

О том же самом он спрашивал Дро в то утро, когда вот так же беспомощно свисал с лошади, снедаемый лихорадкой. Дро тогда не ответил. А один из всадников — ответил, но на свой лад:

— Это сюрприз. Любишь сюрпризы?

Лошадь Миаля перепрыгнула какую-то рытвину. Менестрель ткнулся носом в лошадиную холку, инструмент ударил его по хребту. Миаль обругал его «проклятым ящиком с музыкой», но испытал облегчение оттого, что не потерял свое единственное достояние.

Однако все прочее оставалось просто ужасным, и главное, Миаль был совершенно беспомощен. Он мог снова потерять сознание — все равно ничего не изменилось бы. Бесцветный мешок снова опустился ему на голову, и менестрель снова выпал из мира...

— Нет, — сказал кто-то.

Голову Миаля жестоко вывернули. В рот ему лилось что-то черное и обжигающее.