Надо мной раздался какой-то хрип. Прикрывая голову, я подбежала к стене дома. Сердце стучало от страха, но ничего не происходило. Наконец, я решилась выглянуть. Это всего лишь ворон. Он уселся на крышу и пристально глядел на меня.

Ворон! Птица Гудрун, значит, она где-то здесь, в деревне. Нет, глупо так думать. Воронов сотни, как отличить одного от другого? С чего я взяла, что этот её?

Потом я услышала гул, словно большая волна бьётся о галечный берег. Он шёл из центра деревни. Неясно, был ли это рёв ярости или восторга. Мне хотелось бежать от него прочь, но я не могла бросить Гудрун. Если она здесь, я должна ее найти. Страшась за неё, я пошла на звук.

Когда я вышла из переулка, в ушах взорвался гомон толпы. На дальнем конце Грина, вокруг пруда, собрались все способные ходить жители деревни — и мужчины, и женщины. Дети, чтобы лучше видеть, сидели на плечах отцов, женщины в задних рядах стояли на цыпочках на перевёрнутых вёдрах или бочках.

Поднялась новая волна шумной радости, но резко оборвалась, как будто посреди воплей крикунам в толпе отрубили головы.

Человек, ощутивший моё присутствие, обернулся, потом тронул рукой соседа, и оба отодвинулись. Остальные мрачно и раздражённо, как недовольные дети, смотрели на меня. Впереди происходило какое-то движение.

Отец Ульфрид протиснулся ко мне через толпу. Руки закрывали длинные рукава, как будто он служил мессу. Он довольно щурился, тело вздрагивало, похоже, священник был охвачен восторгом, как мальчик после битвы.

— Убирайся в своё змеиное гнездо, женщина. Здесь тебе нечего делать. Ни одна душа из этой деревни не придёт больше к вашему порогу. Болезнь закончилась.

Он говорил громко, чтобы услышали в толпе, и толпа одобрительно загудела в ответ, но это было странное, не слишком радостное ликование.

Я попыталась собрать всю свою волю.

— Благодарение Богу, если это так. Но почему ты так уверен?

— О, я знаю наверняка. Мы нашли виновного. Мы узнали, кто принёс нам зло, и можешь быть уверена, госпожа, злодей больше нас не потревожит. Передай предупреждение дому женщин: мы расправились с одной из вас, а если и дальше в этой деревне будет твориться зло, то увидите, и остальных постигнет та же судьба. Так и передай вашей главной.

— Расправились? — внутри у меня всё сжалось от ледяного ужаса. — Как расправились?

Отец Ульфрид обернулся, махнул рукой, и море людей расступилось. У кромки пруда, широко расставив ноги, стоял человек в коричневом плаще со скрещенными на груди руками. Тело человеческое, но голова как у совы. Острый и кривой бронзовый клюв блестел, как мокрая коса, рыже-коричневые перья — гладкие и лоснящиеся. Глаза так глубоко погружены в перья, что я не могла разобрать, человеческие они или птичьи. Он медленно и торжественно указал на что-то у себя под ногами, но я не могла оторвать взгляд от его лица.

Кто-то сзади толкнул меня, я пошатнулась и перевела взгляд на указующий палец.

Она лежала лицом вниз у ног Мастера Совы, вполне человеческих. Голая. Рыжие волосы влажными прядями рассыпались по плечам. Запястья и лодыжки связаны так туго, что кожа перерезана и покрыта синяками.

Они били её кнутом, хлестали худенькую спину. Вода смыла кровь, но на голубовато-белой коже маковыми лепестками зияли раны. Хлыст охватывал тело, врезался в живот, разрывал нежную плоть маленькой груди.

Я упала на колени, не обращая внимания на вонючую грязь, и перевернула её лицом к себе. Мой разум как будто цеплялся за какую-то надежду — вдруг это не она. Я нежно убрала с её глаз мокрые, похожие на водоросли волосы. Лицо и руки покрывали ужасные синяки, лиловые, как летняя грозовая туча. Губы распухли. Смерть Гудрун не была лёгкой.

Мой страх перешёл в ярость. Мне хотелось разорвать в клочья лицо стоящего передо мной человека.