|
Я больше не могу тебя выносить. Ты невежественна, глупа и ограниченна. Я устал от тебя, устал еще до того, как застал здесь этого типа. Ты сводишь меня с ума. Я дошел до того, что от одного твоего прикосновения у меня по коже бегают мурашки. Говорю тебе, я схожу с ума! Я устал! - Ты пытался сохранять спокойствие, но твой голос постепенно повышался, и в конце ты уже кричал: - Я устал, слышишь! Я устал! Ты вскочил на ноги и закончил свой крик, стоя перед ней, наклонившись над ней с пылающим лицом и со стиснутыми кулаками. Она смотрела на тебя серьезным взглядом, не говоря ни слова, и ты снова закричал, ты кричал, что никогда не хотел ее, что ты жалеешь, что познакомился с ней, что она отвратительная, извращенная, дурная, что она почти уничтожила тебя много лет назад, в колледже, еще до того, как стала достаточно взрослой, чтобы знать, что такое мужчина, и что она хочет закончить свое дело, но ей этого не сделать, потому что ты уже погиб. Ты рычал и орал на нее, нервно бегая по комнате, останавливаясь перед ней, затем снова продолжая бегать, вытирая лицо платком, запихивая его в карман и опять выдергивая. Наконец, ты остановился в центре комнаты, глядя на нее, весь дрожа от ненависти, и замолчал. Она все так же молча смотрела тебе в глаза. - Понимаешь, Мил, - сказал ты дрожащим голосом, - видишь ли... Видишь ли... Она произнесла все таким же спокойным и невозмутимым голосом: - Ты наговорил ужасных вещей. - Ну... Я и чувствую это. - Это не я такая ужасная. - Да, это так. Ты права, черт побери. Мы оба отвратительны. Она покачала головой: - Ты просто боишься. Мне все равно, что ты скажешь. Я знаю, на самом деле ты не можешь меня оставить, знаю, как ты поступишь, знаю, что ты думаешь. - Глубоко в ее глазах промелькнул огонек и пропал. - Я знаю, что ты чувствуешь, когда мы развлекаемся, но тебе это нравится, и, кроме того, - она усмехнулась, - ты мой старший брат. Ты не мог говорить от тошноты, отвращения и изнеможения. Тебе хотелось снова кричать на нее, сказать, чтобы она замолчала, заткнулась, чтобы оставила тебя. Неужели она была права? Неужели ты действительно не мог ее бросить? Может, ты пришел сюда сегодня, зная это? Вон на кресле твои пальто и шляпа, разве ты не можешь надеть их, уйти и больше никогда не возвращаться? Посмотри на нее, господи, ты только посмотри! Черта с два, я не смогу тебя бросить! - сказал ты и опять стал бестолково кричать на Миллисент, осыпать ее проклятиями и оскорбительными эпитетами, совершенно потеряв голову и сходя с ума от понимания собственной беспомощности. Ты оттолкнул стул ногой, наклонился над ней, лицом к лицу, схватил ее кресло за спинку и начал трясти. Слова были недостаточно сильны, но ты продолжал швыряться ими, этакий безвредный словесный душ, падающий на кучу навоза. Поразительно, что ты не коснулся ее, не ударил, не задушил, когда она сидела, молчаливая и невозмутимая, спокойно и ровно дыша; она не отпрянула, когда ты с угрозой протянул к ней трясущиеся руки, ее словно не задевал этот поток брани и ненависти, который из тебя извергался. В ярости ты брызгал слюной, твое лицо едва не касалось ее, и вдруг ты заметил две блестящие капельки твоей слюны у нее на щеке, около рта, но она не подняла руку, чтобы стереть их; они оставались там, поблескивая, как серебристые пузырьки. |
