Изменить размер шрифта - +

     "Ах, ты рассчитывал, - с горечью сказал ему какой-то голос. - Ты можешь на это рассчитывать, ты можешь рассчитывать на все, что угодно,

только не на самого себя..."

6

     Ты всегда предавал себя, и, что самое ужасное, именно в те моменты, когда тебе больше всего нужна была сила духа, которую невозможно ни

занять, ни изобразить.
     И при этом ты сознавал, что показная уверенность - это еще не все, потому что зачастую вопрос заключался не в стойкости и силе духа, а

всего лишь в проблеме позволить твоим подлинным импульсам жить и расти.
     Ты играл с ними, как кошка играет с мышью, и с таким же результатом. Ни героизма аскета, ни куража гедониста. Ба, опять пустые фразы! Какое

отношение героизм или кураж имеют к тому, что ты задумал? Если бы эти качества были единственным, чего тебе недостает! Тебя вечно терзают

какие-то страхи и колебания, в последнюю минуту ты подло отказываешься от принятого решения, убегаешь, прячешься в себе! Господи, да ты такой

трус, что способен захлебнуться собственной слюной.
     Однако если быть точным, то тобой руководил вовсе не страх, а скорее эта проклятая врожденная склонность к бегству от решительных

поступков. В самом деле, с чего было бояться Люси, наслаждений, которые она обещала и могла тебе подарить в будущем. В действительности ты

сомневался, объяснялось ли твое поведение с ней надеждой, которая вновь замаячила перед тобой с возвращением Эрмы, ставшей с тобой по-прежнему

сердечной и внимательной.
     Видимо, так оно и было. Ты не возмутился при этой мысли, а, напротив, с облегчением смирился. В доводах холодных, практичных расчетов не

было никакой слабости, ничего такого, чего мог бы стыдиться человек.
     Во всей ужасной истории с Люси с твоей стороны не было и признака поведения человека, сделавшего выбор, пусть продиктованный лишь тенью

надежды. Это было лишь трусливое уклонение от поступка.
     Ты был почти уверен, что собираешься жениться на Люси, в тот день, когда откинулся на спинку сиденья в пульмановском вагоне с нераскрытым

журналом на коленях, тогда как поезд мчался мимо просторных полей к Дейтону, где она должна была тебя встретить. Она уехала из Кливленда

двенадцать дней назад, и все это время тебе было одиноко и сиротливо. Ты размышлял, каким может получиться ваш брак, но с раздражением видел,

что эти размышления ни к чему не приводят, ты никак не мог представить себя ее мужем. Впрочем, думать об этом без Люси было положительно

невозможно.
     Ты радовался, что у тебя хватило ума не поехать с Диком; провести с ними целый месяц на севере, зная, что все это время ты мог быть с Люси!

Даже думать об этом было невыносимо.
     Люси встретила тебя на вокзале в Дейтоне. Вы покатили на запад в ее маленьком автомобиле с откидным верхом; вам пришлось проехать

пятнадцать миль при свете заходящего солнца. Ты и не знал, что она водит машину, и сейчас пришел к выводу, что она справляется с этим гораздо

лучше тебя.
     Размеры их фермы и множество крепких построек поражали. По одной стороне дороги в зарослях прекрасных старых деревьев показался дом;

напротив, в удалении от дороги, располагалось больше дюжины сараев, амбаров и загонов для скота, все строения сверкали свежей белой и желтой

краской. Ты не ожидал увидеть такого великолепного хозяйства. Ее отец, бывший издателем и редактором какой-то газеты, в среднем возрасте

отказался от своей профессии, приобрел ферму и занялся разведением породистого скота.
Быстрый переход