— Извините, мадемуазель… Я хотел бы поговорить с владельцем этой фермы.
— Он занят со скотом, — ответила девушка, опустив ведра. — Но не могу ли я его заменить? Я…
Улыбаясь, она закончила:
— …дочь моего отца.
В свою очередь улыбнулся и Малез:
— Определенно, можете!
И исподтишка наблюдая за ней, спросил:
— Как давно живет у вас Леопольд Траше?
Девушка сначала побледнела, а потом покраснела до корней волос.
— Я… я не знаю, на что вы намекаете!
— Да нет, вы знаете! — твердо возразил Малез.
Прежде чем войти во двор, он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, нет ли поблизости другого дома.
— Вы же не будете отрицать, что Леопольд Траше перед задержанием работал здесь?
— Нет…
Но это «нет» звучало так, что трудно было понять смысл, который вкладывала в него девушка.
— Я из полиции, — добавил Малез. — Его я разыскиваю для того, чтобы передать ему бумаги, подтверждающие его освобождение.
Девушка вроде бы успокоилась:
— Вы… вы не причините ему зла?
— Это зависит только от него и… от вас. Почему он скрывается?
Девушка схватила ведра и пошла к дому:
— Он… болен.
— А! Проводите меня в его комнату… Это та, что выходит на дорогу?
— Да. Как вы догадались?
Малез развивал свою мысль:
— Как давно он здесь?
— Два или три дня.
Они вошли в дом и поднялись по лестнице.
— Извините! Два или три дня?
Не отвечая, девушка тихонько открыла дверь и просунула в щель голову.
— Он там, — прошептала она. — Он спит…
Она встревожилась:
— Вы же не станете его будить?
— Нет, — сказал Малез.
Он проник в комнату, обставленную светлой мебелью, схватился за спинку стула, пододвинул его к подножию кровати, сел и повернулся к замершей на пороге девушке:
— Я подожду…
В то же мгновение Леопольд Траше, лишь светлый затылок которого был виден, повернулся, глубоко вздохнул и открыл глаза, которые наполнились нежностью при виде девушки, и недоверием при виде Малеза.
20. Тень каторги
— Тебе плохо? — хмуро спросил Малез.
— Не слишком хорошо, — глухим голосом ответил юноша.
Его длинные, тонкие, словно бескровные пальцы незаметно дрожали на одеяле.
«Тюрьма все еще отбрасывает на него свою тень, — подумал Малез. — Пройдет еще какое-то время, прежде чем он начнет смотреть людям прямо в глаза, высоко держать голову…»
Дочь фермера незаметно отошла.
— Полиция, да? — внезапно задал вопрос Леопольд. Его ресницы трепетали, а худая грудь вздымалась при дыхании так высоко, что возникало мучительное и странное ощущение, будто видишь, как бьется его сердце.
— Да. Сначала скажите мне… Действительно ли вас освободили после предсмертных признаний поденщика Ванхака? Мне об этом ничего не было известно, пока я не нашел газету, выброшенную вами сегодня утром из окна.
Леопольд Траше провел рукой по лбу.
— Ах да, газета! Откуда вы знаете, что?.. — начал он.
…вы ее выбросли сегодня утром? Потому что она буквально подлетела ко мне, а этого бы не случилось, если бы она провела эту ночь под дождем. Предполагаю, что и приговорены вы были отчасти из-за Ванхака?
Молодой человек поддакнул:
— Да, он измазал кровью жертвы мою одежду и нанес удар киркой с моими отпечатками пальцев. |