Под свою ответственность, — Герасимов усмехнулся. — Вы же знаете, он любит своей головой отвечать. Наверное, подозревает смутно, что особой ценности она не представляет. Разве что — как осадное орудие. Стены таранить…
— Заткнись, Гена. — оборвал его Никитин. — Не о том ты говоришь… Потом разберемся… Сейчас нам нужно с его проблемой разобраться.
Никитин кивнул на Ивана. Герасимов посмотрел на генерала вопросительно. Тот ответил ему взглядом, в котором четко было написано: «Надо, Гена! Надо! Поверь на слово… Потом сам поймешь — почему…» Герасимов слегка пожал плечами, словно говоря: «Надо, так надо… Не все ли равно, в чем ковыряться — в дерьме или в навозе. И то, и другое воняет одинаково…»
— Сначала я с вами разберусь, голубки! — заявил неожиданно Иван, и, достав второй пистолет, взял Герасимова тоже на прицел. — Устроились тут, козлы… Я сам разберусь, у козлов не спрашивая…
— Мы ж помочь хотели… — растерялся Никитин, который никак не мог понять состояние Ивана.
— Хотеть бабу будешь! — оборвал его Иван. — А меня будешь слушать! И отвечать на мои вопросы… И если я почувствую, что ты врешь…
Никитин пожал плечами.
— Спрашивай, — сказал он голосом несколько даже обиженным.
— Зачем убили Надежду?
Герасимов тут же парировал обратным вопросом.
— Можно уточнить? Надеждой звали женщину, которая погибла при взрыве бомбы на восемнадцатом этаже высотного здания на площади Восстания? Мы не смогли ее опознать… Кто она?
— Ты чего мне тут комедию ломаешь? — мрачно ответил ему Иван. — Людей своих на ее квартире в засаде оставляли, а теперь — «Кто она»?
— К сожалению, у нас нет никакой информации ни об этой женщине, ни о ее квартире. Мы даже не знаем, где она находится…
Иван отвернулся к окну и несколько секунд напряженно смотрел через стекло.
— Я ничего не понимаю, — сказал он, наконец, глухим голосом — Крестный убедил меня, что за ней охотился ты, Никитин…
При имени Крестный Никитин и Герасимов быстро переглянулись.
— Вот оно что… — медленно проговорил Никитин, как бы оценивая только что услышанный факт. — Это значит старый дружок мне свинью подложил… Это его любимый прием — самому напакостить, а другого подставить… Он любит все чужими руками делать…
— Я тоже не все понимаю, — вставил Герасимов, хотя кое-что уже прояснилось.
Он повернулся к Никитину и спросил:
— Алексей Степанович, можно?
— Можно, только — осторожно, — отозвался тот.
— Можно? — спросил Герасимов у Ивана тоже.
— Чего ты хочешь? — отозвался тот.
— Я хочу, прежде всего, чтобы между нами никаких неясностей не было… Хочу объяснить тебе — кто ты в нашем понимании, и сформулировать мотивы, которые руководят нашими действиями…
— Валяй, — разрешил Иван, который тоже очень хотел бы разобраться во всех переплетающихся событиях последнего месяца…
— Ты, Иван, — матерый, отпетый убийца, на счету которого только за последний месяц — десятки, если не сотни трупов…
Герасимов посмотрел на Ивана прямо, наблюдая за его реакцией, но тот воспринял его слова совершенно спокойно, он и сам знал, как много ему последнее время приходилось убивать…
— В отношении тебя у нас…
Герасимов посмотрел на Никитина, и тот кивнул, соглашаясь с тем, что хотел, как он уже понял, сказать его заместитель. |