Кнопки звонка не было, и я постучала по застекленному смотровому окошечку в центре входной двери. Потом, прижавшись к нему лицом, попыталась что-нибудь внутри разглядеть. Однако в доме было темно и тихо, и из дальних комнат свет не пробивался. Свет не горел и в соседних домах, из чего я сделала вывод, что большинство жителей этого района еще не вернулись с работы.

Через несколько минут я вновь сидела внутри своего автомобиля. Включив двигатель, я стала нагревать салон, пока не запотели стекла. Стерев капельки воды с небольшого участка любового стекла, я уселась поудобнее и уставилась в темноту. Зажглись уличные фонари. В 17.45 я съела бутерброд, чтобы хоть как-то убить время. В 18.15 я сделала несколько глотков кофе. Включила радио: шло ток-шоу с участием какого-то медиума. Через 15 минут, сразу же после выпуска новостей в 18.30, одна из проехавших машин замедлила ход и повернула к дому Кристоферов. Из нее вышла женщина. Секунду она стояла, едва различимая при тусклом свете фонарей, словно раздумывая, стоит ли ей раскрывать зонтик. Видимо, решив, что не стоит, она стремглав побежала к дому, но не к парадному, а к заднему входу. Через несколько мгновений в окнах поочередно стал вспыхивать свет: сначала в дальней левой комнате (скорее всего, это была кухня), потом в гостиной и наконец свет загорелся в передней. Я дала ей несколько минут, чтобы снять верхнюю одежду и немного привести себя в порядок, после чего направилась к крыльцу.

Постучала. Через освещенное окно увидела, как она выглянула в переднюю, затем после секундного замешательства приблизилась к входной двери. Прильнув к окошечку, она долго и сосредоточенно изучала меня.

На вид ей было лет пятьдесят. Лицо изможденное, болезненно желтое, шатенка, но вряд ли натуральная: слишком ровный, без оттенков цвет. Она носила пробор сбоку, пышная челка нависала над морщинистым лбом. Глаза ее цветом и размером походили на старые потускневшие одноцентовые монеты, а макияж утратил яркость и свежесть и требовал обновления. На ней была униформа, которую я уже видела раньше, но не могла вспомнить где: коричневые брюки и желто-коричневая блузка.

— Что вы хотите? — спросила она через стекло.

Усилив голос, чтобы шум дождя его не заглушал, я сказала:

— Мне нужен Билли. Он дома?

— Он не живет здесь, милая, но обещал сегодня заехать к 8 часам. А вы кто?

— Шарлин,— назвала я первое пришедшее в голову имя.— Вы его мама, да?

— Какая Шарлин?

— Один из его приятелей попросил проведать его, если я когда-нибудь окажусь в Санта-Терезе. Билли еще на работе?

Она странно на меня посмотрела, словно мысль, что ее сын может работать, никогда раньше не приходила ей в голову.

— Он ездит по стоянкам подержанных автомобилей. Ищет машину, имеющую мало-мальски приличный вид.

У нее было невероятно знакомое лицо, и вдруг я вспомнила, где я ее видела: она работала в супермаркете кассиром, где я время от времени делаю покупки. Мы как-то разговаривали с ней, и я упоминала о своей работе в качестве частного детектива. Я сделала шаг в сторону, чтобы свет фонаря не падал мне прямо в лицо, в надежде, что она меня не узнала. Подняла воротник, делая вид, что пытаюсь закрыть лицо от ветра. Миссис Кристофер, похоже, почувствовала что-то неладное:

— Зачем он вам понадобился?

Я проигнорировала вопрос, сделав вид, что не расслышала.

— С вашего разрешения я зайду еще раз. Передайте ему, что заходила Шарлин и что она хотела бы встретиться! — прокричала я.

— Хорошо, передам,— нерешительно ответила она.