Я почувствовала, как лодыжку на правой ноге начала сводить судорога и отправилась на поиски какой-нибудь подставки для ног, чтобы снизить напряжение. В нескольких шагах на заросшем кустарником пустыре я нашла то, что искала — деревянные ступеньки, которые обычно приставляются к двери трейлера. Продираясь обратно с тяжелым грузом через заросли, я промокла до нитки.

Я правильно рассчитала, что громкая музыка заглушит треск сучьев и шум, когда я приставляла ступеньки под окном. Я осторожно взобралась наверх и снова прильнула к просвету между занавесками. Билли Поло имел удивительно детское лицо для человека, который в тридцать лет заработал прочную репутацию головореза. У него были темные курчавые волосы, маленький нос. чувственный рот и ямочка на подбородке, издалека напоминавшая колотую рану. Он не отличался крупным телосложением, но обладал крепкой мускулатурой, что говорило о немалой физической силе. В его жестах было заметно напряжение — признак человека с маниакальными наклонностями. Взгляд беспокойных глаз перебегал с одного на другое. Даже непосредственно обращаясь к сидевшей рядом девушке, он ухитрялся не смотреть на нее, как будто прямой взгляд собеседника вызывал у него чувство дискомфорта.

Девушке я дала бы двадцать с небольшим. У нее был большой рот, волевой подбородок и крошечный курносый, словно вылепленный из воска, носик. Она была без макияжа, а белокурые густые и волнистые волосы, подстриженные неаккуратно, доставали до плеч. На ней был мужской шелковый халат, слишком большой для нее. Судя по всему, девушка была простужена: в кармане у нее лежала пачка бумажных носовых платков «Клинекс», которые она каждую минуту прикладывала к носу. Она находилась от меня так близко, что я могла видеть, какой красный был у нее нос и ложбинка над верхней губой от постоянного сморкания. Интересно, кем она ему приходится? Наверное, одна из старых подружек Билли.

С одной стороны, было непохоже, что они находились в интимных отношениях, однако между ними определенно существовала тесная связь. Любопытно! Не исключено, впрочем, что речь шла о старом любовном романе — чувства притупились, новизна исчезла, а привязанность сохранилась.

Я готова была ругаться самыми нехорошими словами: чудовищно громкая музыка заглушала все. Так мне никогда не узнать, о чем они разговаривают — барабанные перепонки трещали от непрерывного грохота. Я слезла со ступенек и, обойдя трейлер, подошла к двери. Справа от нее окно было открыто настежь, но занавески плотно задернуты.

Дождавшись короткой паузы между песнями, я глубоко вздохнула и замолотила в дверь кулаками:

— Эй, вы, послушайте! Не могли бы вы сделать немного потише? Заснуть при таком шуме невозможно!

— Прошу прощения,— донесся из трейлера голос девушки.

Музыка резко прекратилась, и я снова отправилась шпионить за парочкой к облюбованному окну. Тишина воцарилась божественная. Звук у телевизора тоже был отключен. На экране читавший рекламные объявления диктор беззвучно открывал рот, и я, наконец, стала улавливать обрывки разговора Билли с девушкой, хотя они и бубнили себе под нос, невнятно артикулируя.

— …и, конечно, она так и скажет. Ты думал, будет по-другому?

— Я не люблю, когда на меня оказывают давление, и не хочу, чтобы она сидела у меня на шее.

Он сказал что-то еще, но я не разобрала.

— …я не вижу разницы. Никто не заставлял ее. Черт возьми, если она свободна, белая и ей всего двадцать один… все, что нужно, это заняться… она ведь не думает, что… целиком, не так ли?

Девушка понизила голос, и я перестала слышать даже отдельные слова.