– Некоторое время Г. М. помолчал. – Давай вернемся к тому, что Мастерс считает самым главным вопросом этого дела. Джереми Дервент. Дженет Дервент. Филипп Китинг. Рональд Гарднер. Франсис Гейл. Бенджамин Соар… Джем, кто из них стащил револьвер из твоего дома?
– Генри, я не знаю, – ответил Дервент.
Установилось молчание.
– Я боялся, что ты так и скажешь, – признал Г. М. – Маленький джокер в этом деле слишком незначителен, чтобы увидеть, как кто-то стащил огромную пушку 45-го калибра прямо у тебя из-под носа. И тем не менее ты был хозяином. Ты должен был быть более наблюдательным, чем, скажем, Франсис Гейл.
Прикрыв глаза, словно желая сосредоточиться, Дервент постучал сложенными пальцами по столу.
– Согласен. Давайте посмотрим, смогу ли я что-нибудь вспомнить. Приблизительно в половине десятого у моей жены разболелась голова и она ушла с вечера. Я точно помню, что в это время револьвер лежал на каминной полке в гостиной в передней части дома. Мы еще поиграли в убийство после того, как моя жена нас оставила. Мы сидели в гостиной и болтали. Приблизительно в половине двенадцатого Филипп Китинг заявил, что ему пора уходить. Остальные тоже решили распрощаться. Я спросил мужчин, не выпьют ли они со мной по стаканчику в моей студии в глубине дома. Они согласились, и мисс Гейл составила нам компанию. Я был последним, кто покидал гостиную. Тогда и заметил, что револьвер все еще лежит на каминной полке, и напомнил себе, что должен сказать Рональду Гарднеру, чтобы он не забыл забрать его, когда будет уходить. Пока я ясно излагаю? – При этих словах он резко открыл глаза и закрыл их снова. – Мы отправились в мою студию. Четверо из нас пили виски с содовой, а мисс Гейл – легкое шерри. Никто из нас за это время не покидал комнату. Мисс Гейл, как я вам уже сказал, была несколько возбуждена в тот вечер. Слегка пригубив шерри, она неожиданно выказала некоторые признаки замешательства, если не сказать больше. Вдруг расплакалась, извинилась и почти что выбежала из комнаты. Мы были удивлены. Рональд Гарднер допил свое виски и довольно торопливо последовал за ней, объявив, что она пообещала отвезти его домой на своей машине. Я дошел с Гарднером до парадной двери. Он не подходил к двери гостиной, которая, я полагаю, была закрыта. Я напомнил ему о револьвере. Он ответил мне что-то в таком духе – я цитирую по памяти: «О, точно, он должен быть в надежных руках». Тогда я понял это так, что он оставляет револьвер, поскольку торопился уехать с мисс Гейл и не собирается в данный момент беспокоиться о нем. Мисс Гейл была уже в своей машине. Я дошел с Роном до ворот и видел, как они уехали.
Когда я вернулся в дом, мистер Соар стоял у входной двери. Филипп Китинг брал шляпу с полки для шляп в холле. Я не знаю, заходил ли кто-либо из них в гостиную. У Филиппа Китинга была машина, а мистер Соар решил пройтись до станции метро «Ноттинг-Хилл». Только тогда, когда я стал запирать дом и гасить огни, я заметил, что револьвера нет. Тогда-то я и подумал, что не понял смысла слов Гарднера. Я и сейчас их не понимаю. Вот и все.
Хотя его сигара уже давно сгорела, адвокат стряхнул ее в пепельницу. Затем его глаза снова медленно повернулись к Г. М., в них блеснул живой ум. Поллард надолго запомнил, как он выглядел в эту минуту: скудные седые волосы, которые были слегка растрепаны, легкая улыбка, худое запястье, застывшее над пепельницей, словно он собирался передвинуть шахматную фигуру… За стенами летнего домика крепчал ветер, в саду мела метель из белых цветов.
– Никаких вопросов, Генри?
– Никаких вопросов. Думаю, ты сказал все, что хотел сказать, – отозвался Г. М. и поднялся. – Итак, теперь, я полагаю, нам лучше уйти. Мне есть над чем подумать сегодня вечером.
– Твое любопытство удовлетворено?
– Мое любопытство? Ты же знаешь, что нет. |