– Твое любопытство удовлетворено?

– Мое любопытство? Ты же знаешь, что нет. – Г. М. довольно резко обернулся. – Я думаю о том, что сейчас у тебя на уме. Я ценю твое вежливое старомодное отношение. Ценю, что ты не желаешь сказать ни о ком ничего плохого, допуская, что тот, кто мог стянуть пушку, мог совершить и это немыслимое убийство в доме номер 4 на Бервик-Террас…

– Это не вежливость. Это осторожность.

– Знаю. Они часто приводят к одному и тому же. Но вот чего я не могу понять: с чего это ты так вежлив, рассуждая о предмете мебели.

– Прошу меня простить?

Г. М. шмыгнул носом.

– У меня есть друг по имени Мастерс. Его вечным страшилищем являются вещи, которые не могут произойти, но которые происходят: как, например, сегодняшнее убийство. Наружное наблюдение, чудо в мансарде, когда убийца растворился без следа, – это самая головоломная загадка во всем этом деле. И тем не менее тебя это не встревожило; ты даже не поинтересовался этим хотя бы на минуточку; ты даже не упомянул об этом. Хотел бы я знать почему? Даже если комната тебя не интересует. Я говорил тебе о куче мебели, которую перевозчики привезли туда, – стул красного дерева, стол красного дерева, хороший ковер, диван… И ты не заговорил, не сказал: «Я ничего не знаю об остальной мебели, но перевозчики не привозили тот диван».

Потому что перевозчики не привозили его, Джем. Это не просто логический вывод; все это заметили. Это был старый, потрепанный диван. Когда я хлопнул по нему рукой, пыль поднялась облаком. Так что его оставили в доме, скорее всего, последние наниматели, когда переезжали. И мне просто интересно…

– Почему я не упомянул о нем? Но слушай! – весело запротестовал Дервент. – Конечно, я не упоминал о нем. Я не думал, что это важно. Да, этот диван принадлежал нам, и мы оставили его в старом доме, хотя его очень любила Дженет. Осмелюсь сказать, он давал ей ощущение восточной роскоши. Даже когда стал чересчур ветхим, его перенесли в мансарду вместо того, чтобы выбросить или кому-нибудь отдать.

– Да, у него, похоже, есть какая-то особая привлекательность, – подхватил Г. М. – Франсис Гейл глаз с него не спускала. Она так им интересовалась, что больше ни на что не смотрела, даже не заметила чайных чашек. Так что я просто интересуюсь, вот и все. Не смеем больше тебя задерживать. Спокойной ночи.

Дервент поднялся и прошел с ними к двери летнего домика.

– Благодарю. Я говорю только «до скорого», джентльмены, потому что уверен, что полиция увидится со мной снова. Я это чувствую. Вы захотите знать, что я лично делал в этот день после полудня. – Тут адвокат заговорил с неожиданной серьезностью: – Поверьте мне, я на самом деле благодарен вам за этот визит. Я не могу сказать большего. Мне жаль, что мы не можем встретиться, чтобы обсудить искусство убийства в более дружественной обстановке, за сигарой и стаканом портвейна, нежели в летнем домике, полном мотыльков. Однако одну вещь вам все-таки пришлось заметить.

Г. М. обернулся.

– Вы могли заметить, – мрачно улыбаясь, объявил Дервент, – что ни один мотылек не сел на меня. Доброй ночи, джентльмены. До-оброй ночи!

Глава 9

СОВЕСТЬ БИРЖЕВОГО МАКЛЕРА

На следующее утро, чуть позже девяти, сержант Поллард взбирался по грязным лестничным пролетам в кабинет Г. М., выходящий окнами на Эмбанкмент. Ему было приказано явиться туда, когда они расставались с Г. М. накануне вечером в среду, а сегодня в восемь утром он уже побывал в Ярде. Действуя по мере своих возможностей в качестве кого-то вроде секретаря старшего инспектора во время расследования убийства, сержант считал своей обязанностью собрать всю информацию, которая могла скопиться за ночь, и подготовить ее в виде рапорта Мастерсу.