Детторе поднял ладонь:

— Естественно! Это был бы полный кошмар, полностью согласен с вами, Наоми. Но это не станет для вас проблемой. Ваш ребенок будет спать как все другие дети примерно лет до четырнадцати-пятнадцати. Потом, от пятнадцати до восемнадцати, его потребность в сне станет постепенно меняться. В самый решающий для учебы момент это очень ему поможет. И он сумеет вступить в реальный мир, мир взрослых, имея максимальные преимущества перед своими ровесниками.

Наоми рассеянно оглядела кабинет, обдумывая слова Детторе. Машинально она крутила браслет на руке. Без десяти одиннадцать. С такой скоростью им понадобятся месяцы, чтобы проработать все пункты списка.

— Разве не опасно менять саму природу сна? — спросила она. — Вы уверены, что из-за этого у него не возникнет проблем с психикой?

— Недостаток сна действительно может вызвать психические проблемы, в этом вы правы, Наоми. Но мы говорим о другом. Те два часа сна вашего сына равняются восьми часам сна обычного человека. Если мы подсчитаем… сравним вашего ребенка и человека, которому требуется восемь часов сна, то получится, что таким образом вы подарите ему лишних пятнадцать лет жизни. Пятнадцать лет, которые иначе он провел бы во сне. По-моему, это лучший из возможных подарков. Подумайте, насколько больше он сможет прочитать, узнать, усвоить.

Наоми посмотрела на Джона, но не смогла ничего прочитать на его лице. Она снова повернулась к Детторе:

— До сих пор мы не отметили ничего, что могло бы сделать нашего сына фриком. Мы определились только с его ростом — пусть лучше он будет высокий, не меньше шести футов, как Джон, чем коротышка, как я. А в остальном мы исключили только гены кое-каких ужасных болезней. Нам все равно, какой у него будет нос или цвет глаз, мы не хотим влиять на такие вещи. Мы будем счастливы предоставить это воле случая.

Джон, который печатал что-то на своем «блэкберри», кивнул.

Детторе налил в стакан минеральной воды.

— Хорошо, давайте оставим на время вопрос со сном. Вернемся к нему позже. Перейдем к следующей группе в списке. Это гены, отвечающие за мускулатуру, скелет и нервную систему, за атлетические способности. Мы можем изменить их таким образом, чтобы улучшить координацию. Это поможет ему достичь больших успехов в таких видах спорта, как теннис, сквош, бейсбол или гольф.

Джон посмотрел на Наоми:

— Мне кажется, это интересно. И вроде бы не должно ему повредить.

— Нет, — возразила Наоми. — Нет, мне это совсем не нравится. Зачем, скажи на милость?

— И ты и я так себе спортсмены. Почему бы немного не помочь нашему сыну? Это все равно что начать тренировать его еще до того, как он родится.

— Еще до того, как он зачат, — поправила Наоми. — Я тебе скажу, почему я против. Если ему будут легко даваться эти виды спорта, намного легче, чем его друзьям, все может кончиться тем, что ему не с кем будет играть. Мне неинтересно сделать из нашего ребенка суперспортсмена, я просто хочу, чтобы он был здоровым и развитым.

Джон немного помолчал.

— Наверное, ты права. Я об этом не подумал.

Наоми обхватила себя руками — и для того, чтобы согреться, и оттого, что нервничала.

— А вот следующая группа мне — нам с Джоном — действительно интересна, — обратилась она к Детторе. — Мы прочитали всю литературу по этой теме, что вы дали нам вчера вечером. Насчет генов, отвечающих за энергообмен в организме.

Как я понимаю, вы можете увеличить интенсивность кислородного обмена и улучшить пищеварение. Это означает, если мы правильно понимаем, наш сын сможет получать больше энергии из меньшего количества пищи? И этой энергии ему будет хватать на более длительное время?

— В общем, да, — подтвердил Детторе.