|
– Так вот, понимая, что его могут увидеть после совершения преступления – а он вернуться тем же путем, то есть, через окно, не мог, – Дов Ливни оделся в черный сюртук и широкополую шляпу. Они с рабби Элиэзером были примерно одного роста и сложения. Затем постарался сымитировать ограбление – взломал один из шкафов и похитил первый попавшийся свиток, после чего повыбрасывал из стеллажа книги.
– А что же Дани Цедек? – спросил Маркин, все это время молча слушавший. – Ну, тут все было гораздо проще. Ливни решил разделаться одним махом и с давней жертвой своих делишек, ходившей по улицам Кфар-Барух немым укором. Тем более, что, как на грех, как раз тогда же Пеле встретился с давней своей любовью. И, как я полагаю, узнал от рабби Элиэзере о сыне… Что же решает Ливни? Посадить возможного свидетеля руками полицейских, да и дело с концом! Именно он был тем самым социальным работником, который явился в отсутствие Пеле к его матери и улучив момент оставил в стенном шкафу пакет с украденным в синагоге свитком. Дальше ему оставалось только позвонить в полицию, – Розовски обогнул стол и опустился в кресло. – Что касается алиби Цедека, то он просто не хотел подвергать Юдит Хаскин допросу в полиции. Он ведь уже знал о трагедии, случившейся в прошлом году. Знал и о том, что Юдит следует избегать нервных потрясений… Что же. Надеюсь, я все объяснил. Больше сказать нечего… – он повернулся к Каплану-младшему. – Боюсь, я не смогу принять от вас деньги, рабби Давид. Я ведь не столько разоблачил преступника, сколько стал виновником его гибели. – Он ведь хотел убить вас, – возразил рабби Давид. – В Талмуде говорится: «Стремящегося тебя убить – убей». И еще сказано: «Проявляющий милосердие к убийце – проявляет жестокость к его жертве». |
