Ведь она должна мне деньги. Десять тысяч, не считая процентов, набежавших за двадцать пять лет. И я сорвал с лица платок, убрал револьвер в карман и объявил, что пришел получить свои деньги.

— И не вздумай говорить, что у тебя их нет, — сказал я, когда она начала ныть и причитать. — Ральф не мог истратить все, что заработал. И не мог взять их. Ты держала их у себя, чтобы удерживать Ральфа. Если бы он завладел ими, он уехал бы из города с той певичкой.

Я стал медленно подниматься по лестнице, не спуская с нее глаз ни на секунду. Сначала она пыталась меня умолять, потом стала осыпать проклятиями. Кричала, что я ничего не получу, что меня арестуют, что меня ждет тюрьма, а не деньги.

— Может быть, — ответил я, — хотя мне так не кажется. Все думают, что у меня полно денег. К тому же даже самый злейший враг не скажет обо мне, что я вор. Поэтому я думаю, что получу деньги, причем так же легко, как вам с папой удалось меня их лишить.

Мне показалось, что она готова сдаться, — она прекратила вопить и отступила к стене, как бы давая мне пройти. Но стоило мне подняться на последнюю ступеньку, как она с криком набросилась на меня.

Я выставил вперед руку, пытаясь ее отстранить. От этого толчка она потеряла равновесие и свалилась со ступеней.

Я спустился и мельком взглянул на нее, а потом поскорее ушел. Мне уже не хотелось никаких денег.

...Я вздохнул. Потом достал из кармана револьвер и взглянул туда, где на островке песка лежали Бобби и Мира.

Меня охватили сомнения, я подумал, не стоит ли бросить камешек, чтобы у них появился шанс. Знаете, как это делаешь, когда ты не на охоте и вдруг замечаешь кролика...

Но они ведь не были кроликами, уж он-то точно. К тому же рано или поздно мне все равно пришлось бы довести дело до конца. Поэтому я поднял револьвер и прицелился.

Прошла секунда, потом вторая, третья... Он повернулся и поцеловал ее, и в этот момент я выстрелил.

Наверное, их смерть была счастливой.

Я сдул дымок, курившийся из ствола, вернулся к машине и поехал обратно в город. Там я сразу явился в суд и признался в тройном убийстве.

Мою защиту взял на себя Косси, но никакой адвокат не сумел бы мне помочь. Я сам не мог ему этого позволить. Так что теперь, когда все позади — или почти все, — я могу спокойно обдумать, действительно ли я убил Луану.

Она ведь была уже достаточно старой. Вполне вероятно, что от падения с лестницы она только потеряла сознание, а прикончил ее кто-то другой, кто пришел после меня. Возможно, он даже прятался в доме, пока я там находился.

Наверное, можно сказать, что это убийство было подготовлено безупречно, потому что совершить его мог кто угодно, весь город, а вину взял на себя я. И любой, кто меня знает, ни минуты не сомневался бы, что я так и сделаю.

Но если это не я, то кто?

Не думаю, что это был тот, на кого сразу могло пасть подозрение, человек, у которого были несомненные причины. Факты, вынуждающие некоторых желать Луане смерти, были известны всем без исключения, именно поэтому эти люди никогда не отважились бы на убийство. Они боялись бы, что преступление могут связать с ними.

А кроме того, все они, кроме, пожалуй, Дэнни Ли, слишком любили пожить, так что вряд ли были способны на убийство. Подтверждением этому была вся их жизнь, день за днем и год за годом. Ради возможности продлить свое существование они готовы были пожертвовать всем — своим добрым именем, убеждениями, всем, что у них было. Жить во что бы то ни стало. А такие люди не способны на убийство.

На всякий случай хочу сообщить, что я не из таких. В некоторых случаях для меня лучше умереть, если я не могу жить так, как считаю правильным. Если в двух словах, то я считал, что существует только одно, ради чего стоит жить, а поскольку я думал, что вот-вот лишусь ее.