— С возвращением, Иосиф Виссарионович!

Сталин вернулся из Тегерана в Москву.

Генерал-полковник Громадин выслушал сообщение по ВЧ и приказал:

— Отбой!

Истребители вернулись на аэродромы базирования, с шоссе исчезли танки и грузовые фургоны с частями НКВД, погасли прожектора.

В 21.00 над Москвой майским громом прокатились артиллерийские залпы салюта, низкие звезды померкли от россыпи разноцветных огней.

В этот день Красная Армия взяла Керчь.

Началось освобождение Крыма.

II

Недаром говорится: в гостях хорошо, а дома лучше. Недаром. Признак старости? Шестьдесят четыре года — какая старость? Для мужчины, грузина — старость? Возраст мудрости. А мудрость и суета — вещи несовместимые.

Поездка в Тегеран была суетной, но необходимой. Сталин был доволен тем, как она прошла. И был доволен, что она закончилась. Неудобство было не во внешних условиях. Нет, в другом. Впервые за очень много лет он оказался в непривычном для себя положении. В положении равного. Это царапнуло.

Равного с кем?

Уинстон Леонард Спенсер Черчилль. Сын Рандольфа Генри Спенсера, третьего сына герцога Мальборо. Английский бульдог. Ленин о нем сказал: величайший ненавистник Советской России.

Франклин Делано Рузвельт. ФДР, как его называли в своем кругу. Не из герцогов, но и не из нищих горийских сапожников. Зять президента Теодора Рузвельта. Сам президент США, избранный на третий срок — небывалый в истории Америки случай. Большой демократ. С 1921 года прикован к инвалидной коляске, полиомиелит. И поди ж ты. Великий человек. Истинно великий.

Равным среди таких быть вроде и не зазорно. Но это как для кого.

Черчилль и Рузвельт словно бы привезли с собой в декабрьский, промозглый по-осеннему Тегеран отсвет своих Пиккадилли и Уолл-стритов. Сталин был совершенно равнодушен ко всем заграницам, но тут вдруг поманило. Увидеть Лондон. Увидеть Нью-Йорк. Так, как он увидит Берлин. А он уже знал, как его увидит. Он прилетит на огромной стальной птице, выйдет на площадку самолетного трапа и будет с нее смотреть на Берлин. Он будет в белоснежном кителе с золотыми маршальскими погонами и с единственной наградой на груди — Звездой Героя Советского Союза. Он еще не Герой Советского Союза? Ну, до конца войны есть время. Может быть, товарищи все же решат, что товарищ Сталин достоин этой награды?

Да, вот так он и будет смотреть на Берлин.

И только так стоит — на Лондон и Вашингтон.

Или на Нью-Йорк.

Сталин отогнал от себя эту короткую быструю мысль. Но запомнил.

Искушение вызова.

На другое утро после возвращения из Тегерана Сталин надел старые подшитые валенки и телогрейку и вышел убирать снег с аллей вокруг Ближней дачи. Он часто это делал. Летом просто гулял, осенью сгребал листья, а зимой убирал снег. День был морозный, солнечный. Над Москвой стелились дымы и пар от теплоэлектростанций. На еловых ветках искрился снег.

Хорошо дома, хорошо. В гостях хорошо, а дома намного лучше.

Через неделю он приказал Поскребышеву собрать членов Политбюро на внеочередное заседание. Поскребышев кивнул, но из кабинета не выходил. Сталин взглянул на него: в чем дело?

Поскребышев напомнил:

— Повестка.

— Да, повестка… В повестке будет только один вопрос: обсуждение киносценария украинского режиссера Александра Довженко.

Поскребышев вышел.

Заседание Политбюро состоялось в кабинете Сталина. Пока подходили Маленков, Молотов, Каганович, Берия, Микоян, Жданов, специально вызванный из Киева Хрущев и другие участники заседания, Сталин прохаживался по ковру, попыхивал трубкой, молчаливым кивком здоровался с входившими.