Продолжайте! – сказал судья.

Глава двадцать седьмая

Стоя слева от двери в каюту в передней части баржи, она видела обоих. Любой репортер наверняка описал бы, как у них изо рта текут слюни, или как их тошнит, самое меньшее, что спят, издавая сильные звуки храпа. Но в тот момент Джоанна отметила самый простой факт, одно совсем не драматичное обстоятельство: оба заснули – Олдфилд и Массен – и только легкое движение застиранного коричневого одеяла, которым они были укрыты, выдавало их прерывистое дыхание. Пьяные? Да, очень пьяные, но сама Джоанна позаботилась об этом. Не то чтобы их нужно было долго убеждать, важно было сделать это в походящий момент… Она мрачно усмехнулась и посмотрела на маленькие серебряные часы, которые старательно берегла и носила – подарок отца на 22-ой день рождения, когда он ожидал получения нескольких гонораров от Лондонской службы выдачи патентов. И сейчас она стискивала в ладони драгоценные часы, как будто они были талисманом, от которого зависел успех предстоящего начинания.

Время от времени она тихо разговаривала с ним – очень тихо – с работящим, глупым, прыщавым подростком, который стоял рядом с ней у входа в каюту. Его левая рука лежала на румпеле, выкрашенном в красные, желтые и зеленые полосы, его правая рука (и она сама поместила ее туда) ласкала ее грудь в вырезе платья. В двадцати пяти метрах перед баржей конь (достаточно хороший) сейчас ступал тяжело и медленно; деревянные оглобли сильно стягивали его бока, когда он двигался вперед по дороге. Время от времени слышался плеск воды, бьющейся о борта «Барбары Брей», которая устремлялась в ночи все дальше на юг.

Джоанна быстро глянула назад на плетеную ограду, отделяющую корму узкой лодки от берега.

– Подведи ее еще немного поближе, Том! – прошептала она, когда лодка вошла в поворот при Трене, за деревней Хентен. – И не забывай о нашей маленькой сделке, – добавила она, поднимаясь на ограждение лодки, в то время как Вутон плавно маневрировал, чтобы подвести ее поближе к правому берегу.

Вутону должно было исполниться 15 лет в феврале 1860 года, но он уже здорово перерос свой возраст во многих отношениях. Не во всех, однако. Ни одна другая женщина не сводила его с ума так, как Джоанна. Он знал, что тоже самое случилось и с другими из их экипажа. Было нечто сексуально возбуждающее и непреодолимо влекущее в Джоанне Франкс. Нечто в блеске ее глаз, когда она говорила; нечто в том как она языком слегка облизывала кончики губ, когда съедала порцию жаркого в каком-нибудь занюханом трактире у канала; нечто порочное и расчетливое, когда пила наравне с ними. О, эти счастливые, ожидаемые, стирающие заботы застолья, которым все лодочники (включая и Вутона) регулярно предавались в поездках.

А Олдфилд ее уже поимел – Вутон был полностью убежден в этом! Это случилось, когда они проходили один из транзитных туннелей, в котором было темно хоть глаз выколи, а он – Вутон, с радостью взял шесть шиллингов у Олдфилда и затопал по дороге, «проводя» медленно «Барбару Брей» к точке света, которая становилась все больше и больше. Тогда он мрачно слушал странно возбуждающие звуки занимавшихся любовью на койке в каюте, немного ниже уровня, на котором находился он сам. Таунс тоже получил шесть шиллингов от Олдфилда за один туннель южнее. И Таунс, и Массен – долговязый с похотливым взглядом Массен! – очень хорошо знали, о том, что происходит, и уже претендовали на свою долю. Так что не было ничего удивительного в том неприятном случае, когда Таунс набросился на Массена – причем с ножом!

По договоренности Томас Вутон снабдил ее фонарем.