— И не один раз.

— Я имею в виду — вами. Теперь она смотрится совсем по-иному.

— Надеюсь, да…

Внезапно он усмехнулся, и эта злорадная усмешка сразу напомнила ей старика наверху.

— Теперь в ней есть свой стиль! Помнится, старина Альфред женился на девушке, предки которой явились сюда с Вильгельмом Завоевателем.

— Вроде того, — улыбнулась Лидия. — Но с тех пор они порядком разорились.

— А как поживает старина Альфред? — спросил Гарри. — По-прежнему мирится со своим жалким положением?

— Понятия не имею, каким он вам покажется.

— А все остальные? Разбросаны по всей стране?

— Да нет. На Рождество они все соберутся здесь.

Гарри воззрился на нее:

— Неужто вся семейка отмечает Рождество? Что это с нашим стариком? Раньше он был далек от таких сантиментов. Не помню, чтобы он и семьей-то когда-нибудь интересовался. Видать, здорово изменился!

— Возможно, — сухо отозвалась Лидия.

Пилар заинтересованно смотрела на них во все глаза.

— А как старина Джордж? — продолжал Гарри. — Все такой же скряга? Помню, как он ревел, если приходилось вынуть полпенни из кармана.

— Джордж — член парламента, — сказала Лидия. — От Вестерингхэма.

— Что? Пучеглазик в парламенте? Вот это да!

Откинув голову, Гарри захохотал.

Это был зычный, громоподобный смех — в стенах комнаты он звучал неистово и жестоко. Пилар судорожно втянула в себя воздух. Лидия чуть съежилась. Но, почувствовав позади себя какое-то движение, Гарри враз умолк и резко обернулся. В дверях стоял Альфред. Он смотрел на Гарри, и лицо его приняло странное выражение.

Гарри с минуту постоял неподвижно, потом его губы растянулись в улыбке. Он сделал шаг вперед.

— Господи, да это Альфред! — воскликнул он.

— Привет, Гарри, — кивнул Альфред.

Они стояли и смотрели друг на друга. Лидия затаила дыхание.

«Как нелепо! Они похожи на двух собак!» — подумала она.

Глаза Пилар расширились еще больше.

«Как глупо они оба выглядят… Почему бы им не обняться? Нет, англичане этого не делают. Хоть бы сказали что-нибудь, а то уставились друг на друга», — думала она.

— Ну и ну, — произнес Гарри. — До чего же забавно очутиться здесь снова!

— Наверное. Прошло много лет с тех пор, как ты… исчез.

Гарри поднял руку и пальцем провел по подбородку сбоку. С детства это был привычный для него жест, означающий, что он настроен по-боевому.

— Да, — отозвался он. — Я очень рад, что наконец-то вернулся… — он помолчал и со значением закончил фразу, — домой.

2

— Мне кажется, что всю жизнь я был очень жестоким человеком, — сказал Симеон Ли.

Он сидел, откинувшись в кресле, задумчиво поглаживая пальцем высоко вскинутый подбородок. Перед ним танцевали языки ярко разгоревшегося пламени, а рядом, держа в руке маленький веер из папье-маше, сидела Пилар. Она то прикрывала веером лицо от жаркого огня, то изящными движениями обмахивалась им. Симеон смотрел на нее с удовольствием и продолжал говорить, скорее даже самому себе, но тем не менее ее присутствие воодушевляло старика.

— Да, — подтвердил он, — я был жестоким. Что скажешь на это, Пилар?

— Монахини говорили, что все мужчины жестокие, — пожав плечами, отозвалась Пилар.