Они мнут в ладонях снег, бросают снежки. Среди ребят и мой сынишка, но он не играет в снежки, он всматривается — мне кажется, в то самое окно, в которое я смотрю, сидя на совещании… Я преодолел усталость, которая на минуту обволокла, как туманом, мое сознание, закурил и сказал:
— Итак, четко вырисовываются два мнения: мое и лейтенанта Манчева. Я считаю, это ужасное дело совершили или Кодов, или доктор Беровский с участием Доры Басмаджиевой. Разумеется, соучастие этой женщины должно быть доказано, так как до сих пор улики против нее говорят пока только о присутствии, а не о СОУЧАСТИИ. Лейтенант Манчев считает, что убийство было задумано и осуществлено Кодовым и Беровским с участием Басмаджиевой, причем смертельный удар был нанесен Кодовым. Лейтенант Данчев! — повернулся я к инспектору. — Что вы думаете о наших гипотезах, не хотите ли вы что-нибудь добавить?
Красавец Данчев чинно встал, пожал плечами и будто задумался на некоторое время. На его и без того мрачное лицо легла густая тень.
— Вы, товарищ майор, и мой коллега Манчев… вы оба упускаете из виду один дополнительный след. Я имею в виду две-три размытые капли крови на лестничной площадке.
— Товарищ Данчев! — улыбнулся я снисходительно. — Товарищ Данчев, — сказал я, — удивляюсь, почему вы обращаете внимание на след, который специалисты определяют как «птичий». Ведь сейчас каждая вторая или третья семья угощается жареным гусем и жареной индейкой. При чем тут убийство профессора?
— И все же… — начал Данчев.
— И все же, — перебил я, — скажу вам, что я думаю об этом «следе». За час (или два, или три) до убийства профессора по лестнице прошел человек, который нес в пустой авоське либо убитого гуся, либо убитую индейку. В момент, когда он поднялся на лестничную площадку, свет погас. Он перебросил авоську из правой руки в левую, чтобы нажать кнопку выключателя. Во время этого перемещения убитая птица в авоське была встряхнута, и с нее упали две-три капли крови. После этого прошло какое-то время. Когда убийца (или убийцы) профессора сделали свое дело, под дверь просочилась тонкая струйка крови, несколько капель. Площадка мокрая, эти капли растекаются по лестничной площадке, и, таким образом, эти размытые капли крови смешиваются с уже размытыми каплями крови убитой птицы. Вот и все. Что здесь загадочного? И какие более серьезные выводы можно сделать в связи со случаем, который собрал здесь всех нас? Запомните мои слова: след, который не может иметь прямого отношения к расследуемому событию, не является никаким следом!
Кто знает, стал бы я столько болтать, если бы внешность этого мрачного красавца не действовала мне на нервы.
— Не знаю! — Данчев вновь пожал плечами. — В отношении этих капель птичьей крови вы, может, и правы. Но все остальное кажется мне нереальным.
— Нереальным? — Я чуть не вскочил со своего места. — Но труп профессора со вчерашнего вечера находится в морге, — сказал я. — Это вполне реальный факт. Реален и медицинский протокол, согласно которому сердце профессора пронзено ножом со спины. Какие, товарищ Данчев, «нереальности» имеете вы в виду?
— Затрудняюсь ответить четко, товарищ майор, — ответил Данчев задумчиво. — Но мне кажется, мы построили свои поиски не на самой убедительной основе… И причины убийства — другие. И, наконец, убийцы — другие…
Я замолчал, будто я очутился вдруг перед стеной из железобетона десятиметровой толщины. Этот человек не принимал моих мотивировок, называл их «нереальными». Жажда имущества, жажда славы казались ему «нереальными» вещами!..
— Мне хочется верить, — продолжал Данчев, — что в основе преступления лежит некая ревность, или любовь, или кто знает что другое, но нечто из области эмоций. |