— Мне хочется верить, — продолжал Данчев, — что в основе преступления лежит некая ревность, или любовь, или кто знает что другое, но нечто из области эмоций. Удар ножом В СПИНУ — деяние дикое, и совершается оно невежественным человеком или же человеком, озверевшим от жажды мести… или в состоянии опьянения. То есть человеком, в помутненном сознании которого бушуют примитивные страсти. Не знаю, понимаете ли вы меня, но…

— Хе-хе! — с искренним удовольствием рассмеялся Манчев. — Хе-хе-хе!..

— Тихо, Манчев! — Я постучал по столу. — Продолжайте, товарищ Данчев! Время дорого, конечно, но погода такая романтичная — снег идет точно в сказке, так почему бы и не послушать какую-нибудь фантастическую гипотезу?

— Но мы ведь не в кино, — подал реплику Манчев.

— Почему это деяние не совершил человек, до безрассудства влюбленный в Дору? — продолжал Данчев спокойно и все так же задумчиво. — Речь идет не о докторе Беровском, а о человеке, БЕДНОМ ДУХОВНО. Нищие духом способны ненавидеть до безумия…

— Тогда этот влюбленный идиот должен был заколоть Беровского, а не профессора! — взорвался Манчев. — Истинным любовником Доры является Беровский. А профессор — дело прошлое, больной, старый человек. Зачем его-то ревновать и убивать?

— Профессор? — улыбнулся насмешливо Данчев. — Разумеется, не он любовник. Любовник — доктор Беровский, и именно от него хотел избавиться, как вы выразились, влюбленный идиот.

— Так почему он убил не Беровского, а Астарджиева?

— По ошибке, — сказал Данчев.

— Хорошенькое дело! — простонал Манчев. — Где ж тогда следы этого идиота? Не сидел же он в гостиной в шапке-невидимке?

— Не знаю, — ответил Данчев. — Но я бы спросил тебя, товарищ: если бы СЛУЧАЙНО не позвонил телефон, осуществил бы Кодов (или Кодов — Беровский) свой заговор? Извините, — обратился он ко мне, — вы, товарищ майор, создаете с моим коллегой Манчевым сложный механизм, многочисленные колесики которого приводятся в движение, к сожалению, ТОЛЬКО чистой случайностью: телефонным звонком! Если бы телефон не зазвонил, профессор НЕ ВЫШЕЛ БЫ в прихожую, и в этом случае Кодов НЕ ВОНЗИЛ БЫ НОЖ. Я бы сказал, эта гипотеза ни в коей мере не серьезнее, чем с моим идиотом. И я не вижу прокурора, который бы построил сценарий убийства только на гипотетической вероятности. Мне не верится, что найдется такой прокурор!

Данчев сел. Мне стало жарко, несмотря на то что паровое отопление в гостиной не было включено на полную мощность.

— Много на себя берешь, дорогой коллега, — отозвался Манчев после непродолжительного молчания. — Представь себе, что о телефонном звонке заранее договорились и его подготовили. Почему невозможно заранее договориться, например, о том, что некто позвонит по телефону во столько-то? При условии, что этот «некто» — доверенное лицо. А? Что здесь невозможного? А твой идиот — это, извини, просто насмешка!

— Твой заранее условленный вызов по телефону — вероятность, равная нулю! — зло проворчал Данчев. — Потому что ни Кодов, ни Беровский не являются такими безумцами, чтобы довериться третьему лицу! Когда кто-нибудь замышляет убийство, он боится даже самого себя, сомневается в самом себе, не доверяет никому. Только в мире профессиональных преступников возможна такая договоренность: там за предательство платят пулей. Но не профессиональные же преступники Кодов и Беровский!

Манчев сказал с прежней уверенностью:

— Я думаю, ты доводишь некоторые вещи до крайности, дорогой! Есть ведь такие друзья, которые готовы умереть за друга, но не выдать его!

— Довольно, прошу тебя! — оборвал его Данчев грубо.