Судьба должна была войти в мое положение, черт возьми! Это была моя большая игра, я впервые бросал кости против ставки из чистого золота!

Да я и не просил у нее так уж много, ибо САМ решил теоретическую часть следствия. Она должна была помочь мне в практических делах, в завершении обработки материалов. А это означало предоставить Манчеву время для того, чтобы он смог доказать, что доктор Беровский «попался»; это означало помочь и мне, обеспечив «зеленую улицу» на пути, который мне предстояло пройти, чтобы припереть Краси Кодова к стенке и заставить Дору Басмаджиеву заговорить со мной более уважительно.

Манчев располагал достаточным временем, и у меня (хотя я и ходатайствовал перед судьбой, чтобы она предоставила ему еще какое-то время) было обнадеживающее предчувствие, что он успешно справится с задачей. Этому человеку до сих пор везло, он каждый год передавал в руки судебных органов одного-двух грабителей. Он принадлежал к той категории инспекторов, которые родились, как говорится, под счастливой звездой. Природа не дала им много ума, но одарила счастьем! Сейчас, — думал я, — он хотел сцапать (или уже сцапал) доктора Беровского en flagrant délit, как говорят французские юристы. Счастье счастьем, но очень важно для инспектора и то, каким ориентиром он руководствуется. Я дал Манчеву такой ориентир, что, будь он слепым и хромым, все равно придет к одному из двух возможных убийц.

Да, моя гипотеза зиждется на реальных предположениях, на глубоком знании человеческих слабостей. Каким бы я был криминалистом, если бы не умел читать в сердцах и умах людей? Любителя отельной жизни и картежника Краси вилла могла ошарашить. У честолюбивого ученого доктора Беровского мог помутиться рассудок под влиянием эйфорического состояния, а известно, что в таком состоянии человек может убить даже своего самого близкого друга. Примеров сколько угодно! Разве Александр Македонский, охваченный сумасбродными амбициями о мировой славе, не поднимает руку на своего самого близкого боевого товарища и не отправляет на тот свет сына великого Аристотеля, своего недавнего учителя и наставника?

Истина была такова: я глубоко верил в свою гипотезу, но чувствовал смущение в связи с тем, что располагал слишком малым отрезком времени, чтобы доказать свою правоту. А правоту можно было доказать одним-единственным путем — приперев к стенке Краси Кодова, Беровского и Басмаджиеву разоблачениями — настолько сильно, чтобы они сами подняли руки. И если Манчев уже положил руку на плечо доктора Беровского, то я должен был одолеть и двух других участников аферы и установить, действовал ли Кодов самостоятельно или в компании с парочкой Беровский — Басмаджиева.

Сама по себе задача меня не смущала, она мне казалась не такой уж и сложной, только бы не пронизывало мои нервы как током отвратительное чувство, что я упущу «самолет»… Это чувство возникло не случайно, оно было вызвано угрожающе поднятым указательным пальцем генерала. Генерал хотел, чтобы я доложил ему окончательный результат предварительного следствия в восемь часов вечера… Подумайте сами — уже приближался второй час дня. А на пять я назначил совещание со своими сотрудниками, чтобы подвести итоги достигнутых результатов и обобщить ПОЛОЖЕНИЕ.

Мне оставались какие-то три часа!

Как не просить судьбу быть более терпеливой? Снисходительно улыбаться и обвинять меня в суеверии будут лишь те, кто и понятия не имеет о том костре, на котором жарится инспектор. В сущности, таких костров много, и не знаешь, какой из них сожжет тебя раньше: служебная ли ответственность, честолюбие ли, надежды ли самого различного характера, которые затаились в душе, или та зловещая страсть, которая гонит охотника за зверем и не дает ему покоя до тех пор, пока он его не схватит.

Я признаюсь: до этого момента мои ноги жгли самые горячие угли честолюбия и надежд самого различного характера, которые я затаил в своей душе.