Не прошло и минуты, как к столику Алексея Ивановича важно прошествовала сильно раскрашенная и весьма вульгарно одетая женщина возрастом ближе к тридцати, нежели двадцати годам. Назвав её «дамой» официант сделал ей вряд ли заслуженный комплимент; род традиционных для этой женщины занятий запечатлелся в её мимических морщинах и том специфически-оценивающем взгляде, что присущ именно представительницам древнейшей из профессий.

Присев к столу, женщина попросила официанта принести горячий шоколад, затем живо защебетала о погоде, между прочим осведомилась у Шумилова, пробовал ли он здешние штрудели, а потом жеманно и развязно понесла сущую околесицу, рассуждая обо всём, на чём задерживался её взгляд. Она рассказала Алексею о новейших переменах в интерьере ресторана («в прошлом годе столы стояли иначе»), о старой мебели («прежние пружинные стулья хужее нынешних диванов»), наконец, о главном поваре («представляете, у него всего три пальца на левой руке»). Подобная способность некоторых людей говорить ни о чём, создавая видимость горячего общения, всегда удивляла Шумилова: сам он был напрочь лишён подобного дара. Всё же, отчасти, он был даже рад неожиданной собеседнице: она определённо его развлекла и, кроме того, поддерживать беседу с нею оказалось очень легко — для этого достаточно было просто-напросто не перебивать ее.

Примерно через четверть часа оживлённого и малосодержательного монолога дамочка кокетливо заявила, что зовут её Жанна. Она определённо набивалась на знакомство и Шумилов, дабы подыграть ей, назвался Проклом. Конечно, он не был «Проклом», но ведь и соседка его тоже не была «Жанной», так что их обоих в равной степени можно было бы назвать притворщиками.

Краем глаза Шумилов наблюдал за парочкой товарок, занимавшей соседний столик. Молоденькие блондинка и брюнетка, сидевшие там, казались Алексею Ивановичу куда привлекательнее привязавшейся к нему «Жанны». «Уж лучше бы эти девицы ко мне подсели», — не без досады думал он. — «Они гораздо приятнее этой клячи и ведут себя не так вульгарно. Неровён час, кто-то из знакомых в ресторан забредёт, увидит меня в обществе этой калоши и решит, что я с панельной проституткой развлекаюсь. Вот стыдоба-то будет…»

— Прокл, угостите даму шампанским, — попросила между тем Жанна.

Это было что-то новенькое. Впрочем, возможно, имело смысл поиграть и в эту игру. В конце концов, Шумилов заседал в этой кондитерской уже почти два часа, а никакого результата пока не добился.

— Хорошо, Жанночка, я угощу вас шампанским, — согласился Шумилов. — И даже не один раз. Но с условием: вы совершенно честно отвечаете на все мои вопросы. Если вы попытаетесь меня обмануть, вам придётся покинуть мой столик.

— Я… обмануть вас? — Жанна вытаращила глаза, что моментально придало лицу оглуплённо-наивное выражение. — Такого импозантного мужчину… и обмануть? Это не про меня!

— Отлично. Для начала скажи мне… — Шумилов демонстративно перешёл на «ты», давая понять, что угощая женщину шампанским, он сразу же приобретает право командовать, — скажи мне, Жанна, откуда ты? Старая Русса? Дно?

— Тихвинская я, — призналась женщина.

— М-м, похоже, — покивал Шумилов.

— А почему вы так решили? — дамочка явно оказалась заинтригованной.

— Ну, типаж у тебя северо-русский, волосы светлые, прямые, лицо круглое, глаза светло-серые. На уроженку Курляндии не похожа. Чухонцы имеют акцент. У скобарей, псковичей то есть, свой акцент. У тебя такого акцента нет. Ну, стало быть, откуда-то из-под Питера.

— Тихвинская, тихвинская я, — закивала Жанна.