— А-а, — протянул Карабчевский, — теперь всё понятно. Кстати, я этому очень рад. Полагаю, мы поработаем в одной упряжке. У нас это прежде получалось весьма неплохо. Думаю, Чижевский пожелает вас нанять. Просто для того, чтобы уберечь даму от лишних трат. Завтра, кстати, я с ним ещё раз увижусь. Полагаю, величина запрашиваемого вами вознаграждения не изменилась?

— Нет, не изменилась. Всё те же двадцать пять рублей за день плюс особые расходы.

— Прекрасно, прекрасно. Ещё коньяку?

Рюмки вновь были наполнены, и коньяк выпит. Зажевав ароматный напиток лимоном, Карабчевский поинтересовался:

— Скажите, любезный Алексей Иванович, удалось ли вам уже что-нибудь выяснить?

— Много больше, чем думаете вы и чем знает полиция. Уж извините за самодовольство…

Шумилов обстоятельно рассказал адвокату о своих открытиях в гостинице и о сделанных Хлоповым признаниях. Разумеется, он не забыл упомянуть о похищенных ценностях.

— Вот эти самые деньги и часы Кузнецова, — Шумилов принялся выкладывать из карманов вещи. — Я забрал их у Хлопова под расписку, дабы он не натворил глупостей и не вздумал со всем этим всем добром скрыться — с перепугу чего не сделаешь! Так вот, Николай Платонович, я просил бы вас принять у меня эти ценности и передать на ваше усмотрение или нотариусу, он, кстати, назавтра пригласил родственников для открытия завещания, или же душеприказчику покойного Кузнецова. По-моему, это самый корректный выход из создавшегося положения. Потрудитесь пересчитать, — и Алексей выложил на столик перед Карабчевским пачку кредитных билетов.

Николай Платонович, задумавшись на секунду, пересчитал деньги.

— Сейчас я напишу вам расписку. Будьте спокойны, завтра же деньги и часы получит душеприказчик, — заверил Карабчевский. — А скажите, Алексей Иванович, есть ли у вас идеи насчёт того, как разыскать эту девицу, Соньку-Гусара? Ведь сейчас всё дело упирается именно в неё!

— Идея есть. Всего одна: кондитерская, где она любит бывать. И, как подсказывает опыт, одна идея всегда лучше двух и тем более трёх. Приступлю завтра же… Однако, у меня есть соображения по поводу Кузнецова. Как рассказала его свояченица, он был падок до женщин, причём его поведение никак не назовешь джентльменским. Был случай, когда он совратил и бросил потом без помощи девушку в «интересном», так сказать, положении. Возможно, это не был единичный случай. Скажем так, наш мужской опыт нам подсказывает, что подлец, способный поступить так однажды, поступит так снова. Скажете, я неправ? Тогда и убийство в гостинице, возможно, явилось актом мести либо какого-то внебрачного, брошенного в свое время ребенка, либо близкого родственника опороченной девушки. Или, наконец, самой женщины, чью жизнь загубил сластолюбивый плешивый ловелас. Правда, почерк убийства совсем «неженский» — столько крови, насилия и жестокости, что… — Шумилов запнулся, подбирая слова, — чувствуется, мужская рука держала нож. Женщина скорее ударила бы один только раз, ну, два… наконец, воспользовалась бы ядом. А тут же всё лицо было искромсано! В закрытом гробу хоронили, людям показать нельзя было!

— Очень мудрое замечание, дорогой друг! Подпишусь под каждым вашим словом! И, кроме того, дополню: в крови убитого найдены следы двух взаимоисключающих по своему воздействию веществ — стимулирующего и снотворного, кокаина и опия!

«Про опий я уже наслышан», — подумал Шумилов, но перебивать адвоката не стал.

— Каково, Алексей Иванович, не ждали этого услышать? — продолжал, улыбаясь, словно отпустил удачную шутку Карабчевский, — Как это вам покажется? Вот и следователю это показалось до такой степени странным, что он назначил повторную, проверочную, так сказать, экспертизу, причем пригласил другого специалиста для ее проведения.