— Ну-ка, ну-ка, — Путилин испытал радостное предвкушение близкого успеха, — скажи-ка, братец, нарисовать тросточку сможешь?

— Так точно.

— Садись к столу, вот тебе бумага, вот карандаш, — Путилин лично подал всё необходимое филёру, а сам уселся напротив. — Попробуй-ка изобразить.

Константин, вооружившись толстым карандашом, неожиданно ловко набросал эскиз трости, похоже изобразив и львиную голову с разинутой пастью и развивающейся гривой, с несколькими латунными кольцами ниже рукояти и металлическим наконечником.

— Ты где это, Константин, так ловко научился карандашом возить? — удивился Путилин.

— Я в детстве любил карты географические перерисовывать. Ну, вот нравились они мне, не знаю почему. Так руку и набил. А ежели карту географическую в точности воспроизвести можешь, то считай, что всё что угодно нарисуешь. Вот тут, пониже рукояти, эти самые накладные буковки, о которых я сказал. Буквы не наши, латиница, точно помню. Всего их было, наверное, пять-шесть-семь, не более, и среди них «H» и «S», Буквы всё же мелковаты были, да и тростью мужчина двигал, так что особенно не присмотришься.

— Так-так-так, очень хорошо…

— И потом ещё…

— Продолжай! — Путилин просто не мог нарадоваться на толкового филера.

— Полагаю, что в трости был скрыт стилет, либо кинжал.

— Ага, это интересно. Почему так думаешь?

— Во-первых, трость эта заметно сужается книзу. Во-вторых, подумайте сами, как бы человек замахнулся обычной тростью? Он бы взялся за её тонкий кончик и взмахнул той частью, где львиная голова. Ведь по сути это настоящая булава, причём с металлическим шаром на конце, который не страшно повредить, ведь латунь не погнётся, не расколется. А этот господин замахнулся на меня именно тонким концом. Понятно, почему он так поступил: сжимая в руках рукоять, он моментально может превратить свою трость в колюще-режущее оружие.

— Ай да Константин, ай голова светлая! Хорошо соображаешь, — похвалил филёра Путилин и неожиданно спросил, — пойдёшь ко мне в сыскные агенты?

— Как так? — не понял филёр и как будто бы даже растерялся.

— Да очень просто. Сколько тебе лет?

— Тридцать, ваше высокоблагородие.

— Откуда родом?

— Архангелогородский я.

— Действительную где служил?

— На флоте, здесь же, в Питере, в роте обеспечения при Минных классах.

— Водку пьёшь?

— Ну, это как посмотреть…

— Ну да, у нас не пьют только староверы, да болезные на голову и то потому, что им не дают, а то бы пили непременно. У меня правило строгое: пить — пей, да разум не пропивай, — предупредил Путилин и взыскательно посмотрел в глаза собеседнику. — Пойдёшь служить в сыскные агенты?

— А начальство отпустит?

Путилин улыбнулся бесхитростному вопросу. Повернувшись к подполковнику Кторову, немо наблюдавшему за тем, как у него сманивают толкового сотрудника, Путилин вежливо поинтересовался:

— Виктор Леонидович, отпустите Константина Головача в Сыскную полицию служить?

Подполковник горестно вздохнул и покачал головой, словно бы говоря: «да кто ж меня спросит?» На самом деле он, разумеется, ничего такого не сказал, а только коротко кивнул:

— Константин Михайлович справится.