Дальше шли громкие всхлипывания.

И другой голос, глуховатый, с характерной хрипотцой. Спокойный, мягкий, участливый, но без подобострастия:

— Каким же образом ты станешь жирной, если уже неделю почти ничего не ешь?

— Что, вам уже донесли? — новые всхлипы.

— Конечно донесли, — спокойно звучит в ответ. — А ты что, думаешь, в двадцатом веке принято умирать от голода на улицах? Просто позвонили и попросили угостить тебя чем-нибудь легким.

— Кто звонил, кто? Отец, да? Отец?

— Нет, кажется, кто-то из охраны, — равнодушно отвечает надтреснутый голос. — Но конечно, по просьбе родителей.

Новые истерические всхлипы.

— А я не буду есть, не буду. Пусть они все видят, как я умираю! Пусть видят, как ребра проступают даже сквозь мое платье, пусть у меня выпадут волосы, пусть они чувствуют запах ацетона из моего рта!

— Ну, Лиза, прости за прямоту, но подобное зрелище не доставит никому удовольствия. К тому же запах сигарет, которые ты куришь, напрочь отбивает запах ацетона. Кстати, как ты можешь курить на пустой желудок? Поделись секретом, мне это никогда не удавалось. Тошнит.

Громкое шмыганье носом. Пауза.

— Просто я много пью жидкости. Чай, сок, кофе. Тогда есть не так хочется.

— Ах, значит, все-таки хочется? — в спокойном голосе слышалась улыбка.

В ответ шмыганье усилилось.

— А ты хитренькая, — продолжал тихий голос. — Сок, кстати, ужасно калорийный, семьдесят килокалорий на сто миллилитров. Конечно, выпив его, не растолстеешь, но и с голоду умрешь далеко не сразу. Так что лучше уж действительно кипяченая вода или минералка…

Молчание. Щелканье зажигалки.

— А я давно вас хотела спросить, — звучит молодой голос, всхлипывания исчезли, — почему вы курите трубку, а не сигареты? Это что, приятнее? Или вам кажется, что это красивее?

Легкий вздох. Пауза.

— Нет, это и не приятнее, и не красивее… — Молчание. Пауза. — Просто курение трубки — целый ритуал, а я привыкла к ритуалам. Нужно утрамбовать табак, правильно разжечь трубку, раскурить ее — почти наука. Зато все это очень успокаивает. Раньше, кстати, раскуриванием трубок занимались камердинеры знатных господ, а я делаю все сама. Мне нравится эта церемония. Ты ведь тоже куришь не потому, что тебе очень нравится дым, а потому что это тоже ритуал. Тебе нравится доставать пачку из кармана, искать зажигалку, разминать сигарету, стряхивать пепел. Тебя это отвлекает от проблем, правда?

— Наверное. — Молодой голос звучит неуверенно. — А может быть, мне тоже попробовать трубку? Если она так успокаивает…

Короткий смешок.

— Попробуй. — Пауза. — Но тогда у тебя пальцы будут всегда такие же желтые, как у меня.

Тяжелый вздох.

— Ясно… За удовольствия надо платить.

— Вот именно.

— За курение трубки надо платить желтыми пальцами, за прогулки по Парижу в голом виде — ночью в полицейском участке, за любовь — порезанными венами… Вам платит отец за то, что вы разговариваете со мной. Расплачивается за то, чтобы самому со мной не возиться. А я почему-то всегда плачу за удовольствия по двойному тарифу… А я не могу… Не могу и не хочу…

Новые всхлипывания…»

…Желтый палец уверенно надавил кнопку «пауза» и включил перемотку пленки. Затем кнопка «стоп».

Красный карандаш уверенно выводит на чистом ли-те словесный ряд: «отец», «папаша», «папашка», «папачес».