Изредка бросал взгляды на сцену сквозь пальцы.
Роль одного из папаш играл круглый, как шар, актер, который вызывал у Степана Заречного отвращение. А фамилия у него летняя, солнечная — Подсолнух. Прошлой зимой было дело… собственно, дела не завели за неимением улик, ничего не удалось доказать, но артист Степана тогда очень интересовал, ну очень. По его мнению, это потрясающий циник, каких поискать, и сволочь. Сейчас, когда этот циник высокопарно вещал про грех, любовь и прочее, Заречный нечаянно… застонал. Это был стон человека, который не может слышать откровенную ложь и видеть притворство.
По залу прокатился смешок…
Яна толкнула его в бок локтем, а Степа прикрыл пальцами рот, изобразив виноватую мину. «Все, — сказал себе, — буду колоть подозреваемых на спектаклях нашего театра. Этой пытки ни один не выдержит». Он закрыл глаза, решив не открывать их до конца, и вдруг…
— Яд! Яд! Господи Иисусе! — внезапно заголосила женщина.
— У кого яд? — встрепенулся Степа, вызвав новый смешок в зале.
— Я тебя убью! — прошипела рядом Яна.
— Ты выпила его в честь смерти! — возвестил актер на сцене.
— Яд в лимонаде… Смерть… — уже не вопила, а шептала, страшно выпучив глазищи, та, которая была одета в скромное платье, то есть главная героиня.
Степа заинтересовался и испугался одновременно. Убийство — по его части, как-никак, а он оперуполномоченный уголовного розыска, поэтому интересно. Но убийство — это же всегда начало! Неужели спектакль только начинается? А до этого что было?! Поэтому испугался.
— Ужели мне нет спасения? — лепетала актриса, страдая. Кстати, все актеры без исключения страдали, страдали и страдали. — Так молода — и спасения нет? И… уже… сейчас… туда?.. Фердинанд!..
«Ну, про молодость она загнула, — подумал Степа. — Но играет ничего. Душевно».
— Спасения нет — тебе уже сейчас придется уйти туда . Не беспокойся, мы совершим… это… путешествие вместе…
Это сказал тот самый Фердинанд, в которого влюблены тети. Ага, значит, и он выпил лимонад с ядом.
— И ты, Фердинанд? Значит, яд… это ты?.. — задыхалась актриса.
«А, так он отравил ее и себя», — наконец дошло до Степы. Стало интересно, как они будут умирать.
Актриса бухнулась на колени, с ее лицом произошла метаморфоза: она как будто подавилась и никак не могла проглотить то, чем подавилась. Пальцами схватилась за вырез декольте и принялась рвать его. Довольно натурально промямлила:
— Я умираю… умираю…
После этих слов свалилась как сноп. Некрасиво свалилась. И дерг-дерг всем телом. Надо полагать, изображала предсмертные судороги. Степа никогда не видел смерти от яда, разве что в кино, и с отравителями не имел дел пока, потому окончательно проснулся, с любопытством следил за долгожданными событиями. Он вытянул шею, желая рассмотреть смерть от яда до тонкостей.
Актриса дергалась, а персонаж под именем Фердинанд открывал и закрывал рот, как рыба без воды. У него подкосились ноги, Фердинанд упал на четвереньки, с ужасом смотрел на партнершу, издающую хрип, хотел встать — не получилось. Тогда протянул руку к кулисам и наконец-то(!) родил слова:
— Мне… Что это?.. Ко мне… пожалуйста…
— Пустите меня! Пустите! — раздался дикий вопль, и на сцену выкатился тот самый актер по фамилии Подсолнух, который вызывал у Степы отвращение. Он пошел к лежащей на полу актрисе на слабеньких ногах, будто больной дистрофией, а внешне тянет на японского борца сумо, только маленький. |