— Это что, угрозы? Шантаж? — деланно испугался он, вытаращив глаза точь-в-точь как артисты.

— Именно, — подтвердила Яна. — Не хочешь, чтоб я тебе в кефир подсыпала яда? Не хочешь?

— Я хочу вот что…

Степа сгреб Янку и… О, как чудесно целоваться на пустой улице в тихую ночь! Как великолепно, что тебе не восемьдесят лет, а только стукнуло двадцать семь и все самое интересное впереди! Как приятно вдыхать влажный воздух, перемешанный с запахом рыжих волос Янки! Как здорово, что так будет всю жизнь!..

Мимо промчалась машина. Степа оторвался от Яны, проследил за ней. Машина милицейская, а остановилась у театра, где уже стояла карета «Скорой помощи». Выпрыгнули милиционеры, торопливо вбежали в здание. Степа взял Яну за руку и потянул к театру.

— Куда ты?.. Нам не в ту сторону, — растерянно бормотала она.

Подойдя к машине, отпустил девушку, заглянул внутрь. За рулем сидел знакомый водитель, поздоровались.

— Что случилось? — спросил его Степа.

— Да позвонили… трупы, говорят, на сцене лежат.

— Что?! Ну-ка, Янка, полезай в машину и жди меня.

Девушка что-то пробурчала в ответ, но Степа рванул в здание театра. Разочарованно вздохнув, Яна залезла в машину, села на сиденье и нахохлилась. Водитель решил завязать разговор:

— А кто ж ты такая будешь нашему Степе?

— Де-юре — невеста, а де-факто — жена, — ответила Яна и отвернулась к окну.

Не завязался разговор, девушка не в настроении. Водитель решил вздремнуть.

2

— Туда нельзя! — встретили его шепотом перепуганные билетеры.

Показав удостоверение, Степа попросил провести его к месту происшествия. Администратор — крупная женщина с неприветливым лицом — проводила его к сцене через зал, в котором десять минут назад он так маялся.

Занавес был открыт, два тела неподвижно лежали на первом плане сцены, отчетливо выделяясь на полу розово-лиловыми одеждами. Наметанный глаз Степана сразу заметил, что произошли изменения — убраны стол и кресла. Актеры в гриме и костюмах жались друг к дружке у кулис, не сводили потрясенных глаз с тех, кто так и остался лежать в последней мизансцене. Здесь же, у портала сцены, находились и те, кто обслуживал спектакль — рабочие в робе, гример, реквизитор, костюмеры. Все не понимали, что произошло, молча следили за работниками правоохранительных органов, которые бродили по сцене, казалось, бесцельно.

Крашенная в белый цвет и в крупных кудрях женщина что-то вполголоса рассказывала старшему опергруппы, кутаясь в вязаный жакет, хотя в театре было не холодно. Он заметил Заречного, идущего по залу, пошел навстречу, оба поздоровались за руку.

— Тут кое-что убрали со сцены, — сразу обратился Степа ко всем. — Верните на место стол и кресла.

Рабочие ринулись за кулисы, принесли мебель. Стол оказался пуст.

— Кто трогал со стола посуду? — строго спросил Степа и объяснил старшему опергруппы Микулину: — Я был на спектакле. Граждане, кто трогал посуду?..

— Я… — заблеяла пожилая женщина, испуганно мигая веками.

— Послушайте, — кисло протянул Микулин, — разве не смотрите кино? Разве не знаете, что трогать в таких случаях ничего нельзя?

— Но… понимаете… — продолжила та, — у нас выстроен поклон. Как только дают последнюю реплику — идет занавес, а мы за занавесом… тоже идем.