Степа быстро пробежал глазами протокол, отбросил его.

— Что это отравления, догадался не я один, — сказал он. — Значит, яд бросили в бокал, в кувшине его не оказалось. В табакерке Фердинанда, в которой ему приносили сахар, яда тоже нет. Кто-то буквально на глазах у всех это сделал.

— Вот именно, — вздохнула Волгина. — Подошел к реквизиторскому столу на сцене, кинул яд в бокальчик, очень может быть, постоял у стола и с кем-нибудь потрепался, а не умчался сразу прочь. Степа, как думаешь, прохронометрировать нам не удастся?

— Кто и во сколько подходил к реквизиторскому столу? Вряд ли. Человек двадцать находилось во время спектакля за кулисами! Слушай, в спектакле есть большие сцены, где заняты два-три человека. Возьми в театре пьесу, по ней и ориентируйся. Если выяснить, кто и где находился, когда был свободен во время действия на сцене, можно сузить круг подозреваемых. А что говорит собутыльница артиста Галеева?

— Ничего. Ее увезли на «Скорой» практически без памяти. Давай-ка, бери ее на абордаж. Я созвонилась с больницей, мне сказали, что Овчаренко отпустили домой. Держи адрес. Вот так артисты! Откололи номер…

— Думаешь, кто-то из артистов?

— Понимаешь, Степочка, в юности я мечтала стать актрисой, как все нормальные девочки. Даже у нас в драматическом кружке ссорились из-за ролей. А убийство всегда там, где есть интерес, так?

— Ну, так, — согласился Степа, хотя не совсем принял точку зрения Волгиной. Разве из-за роли убивают? Это же ничто, воздух в кулаке, страницы напечатанного текста.

— А интерес в театре вокруг чего вертится? — выстраивала логику Оксана. — Вокруг сцены. Следовательно, заинтересованные лица, прежде всего актеры. Ну, пока.

Степа схватил адрес и помчался к Овчаренко домой.

4

Клавдия Овчаренко сидела у себя на кухне, уставившись на бутылку водки, которую купила в магазине на последние гроши. И не пила. Клаве было погано в буквальном и переносном смыслах, но она не пила! А выпить хотелось до одури, залить ужас, терзавший ее с тех пор, как очнулась. Не яд пугал, водка куплена в магазине, там некому травить ее. Пугала прошедшая ночь, наполненная страшными, роковыми событиями. Сначала Ушаковы, потом Галеев. И умер Лева не потому, что закодировался, а потому, что водка была ядовитая! Вот так, травят артистов!

Клава сейчас зациклилась на одном: стоит выпить, как придет убийца, проникнет сквозь стены, и тогда не спастись. В борьбе между выпить и не выпить, борьбе, исчерпывающей силы, пробыла часа три. Внутри прозрачной бутылки покоилась спасительная жидкость, превращающая убогую, безрадостную жизнь в праздник, недолгий и маленький, но праздник. Только эта жидкость, бесцветная и отдающая сивухой, потому как дешевая, способна преобразить Клаву из трусливого кролика в очаровательную и энергичную женщину. Так ей казалось. Но убийца, возможно, стоит за дверью, подкарауливает. Что, если он следил за ней от больницы?

Раздавшийся звонок вывел ее из оцепенения, но и прибавил страху. Кто пожаловал? Клава на цыпочках подобралась к двери, спросила — кто?

— Из милиции.

Не сразу, но щелкнули замки, дверь приоткрылась, в щели показался настороженный глаз Овчаренко.

— Я хочу с вами поговорить, — сказал Степа, приблизив удостоверение к черному глазу Клавы. Глаз прочел все надписи, уставился на мента, который тут же спросил: — Можно войти?

— Вызвали бы повесткой… — нашла отговорку Клава, чтобы не пустить мента.

— Если хотите, вас вызовут, но поговорить со мной в ваших интересах, — бросил Степа и повернулся, собираясь уйти, мол, лично мне плевать на тебя.