Джеймсон поколебался, тревожно посмотрел на бледное лицо своего патрона, сообразил, что сэр Джон Филлипс все еще ждет ответа, и вышел из комнаты.
После того как дверь за секретарем закрылась, О'Каллаган некоторое время по-прежнему сидел и смотрел на огонь. В конце концов невероятным усилием воли он заставил себя прочесть письмо. Послание Джейн Харден было отчаянным и горьким, скорее обвиняющим, чем умоляющим. Она писала, что готова покончить с собой. Чуть ниже добавляла, что при первой же возможности готова убить и его: «Не попадайтесь мне на пути. Я предупреждаю вас ради себя самой, не ради вас. Я всерьез считаю, Дерек, что вы и мужчины, подобные вам, не должны жить на свете. Это мое последнее слово. Джейн Харден».
О'Каллаган на миг представил себе, как будет выглядеть ее письмо в колонке дешевой прессы. К своему удивлению, он услышал, как его жена и секретарь разговаривают в вестибюле. Что-то в голосе секретаря приковало его внимание, Он прислушался.
— …что-то его беспокоит.
— По-моему, да, леди О'Каллаган, — пробормотал Джеймсон.
— …никакого представления… в этих письмах? — Голос умолк.
— Сегодня… по-моему, расстроился… конечно, этот закон…
О'Каллаган поднялся, быстрыми шагами пересек кабинет и распахнул дверь.
Его жена и Рональд Джеймсон стояли друг напротив друга с видом заговорщиков. Когда он открыл дверь, оба повернулись к нему. Джеймсон густо покраснел и быстро перевел взгляд с мужа на жену. Леди О'Каллаган спокойно и невозмутимо смотрела на сэра Дерека. Он почувствовал, что трясется от гнева.
— До настоящего времени, — сказал он Джеймсону, — у меня не было повода считать, что вы не вполне понимаете строгой конфиденциальности вашей работы. Очевидно, я ошибался.
— Мне… мне ужасно жаль, сэр Дерек… это только потому, что…
— У вас нет ни малейшего права обсуждать мою почту с кем бы то ни было. С КЕМ БЫ ТО НИ БЫЛО. Понятно?
— Да, сэр.
— Не говори глупостей, Дерек, — сказала его жена. — Я задала мистеру Джеймсону вопрос, на который он не мог не ответить. Мы оба очень беспокоимся о тебе.
О'Каллаган резко мотнул головой, приказывая Джеймсону удалиться. Джеймсон с самым несчастным видом поклонился и пошел прочь. У дверей своей комнаты он остановился, пробормотал: «Очень сожалею, сэр» — и исчез в комнате.
— Право, Дерек, — сказала леди О'Каллаган, — мне кажется, ты ведешь себя неразумно. Я всего лишь спросила несчастного юношу, не получал ли Ты за последнее время писем, которые могли бы объяснить твое поведение, ничем другим не объяснимое. Он сказал, что письмо, доставленное с вечерней почтой, кажется, расстроило тебя. Что за письмо, Дерек? Еще одна угроза от этих анархистов или как их там?
Он был не настолько рассержен, чтобы не уловить в ее голосе необычную нотку.
— Эти угрозы — возмутительная наглость, — поспешно сказала она. — Не могу понять, почему вы не примете мер в отношении этих людей.
— Письмо не имеет к ним ни малейшего касательства, а мое «необъяснимое поведение», как ты его называешь, ничего общего не имеет с письмом. Я нездоров и встревожен. Ты будешь рада услышать, что Джон Филлипс придет сегодня вечером.
— Я счастлива это слышать.
У парадной двери прозвенел звонок. Оба вопросительно переглянулись.
— Рут? — прошептала леди О'Каллаган.
— Я пошел, — быстро сказал он и вдруг почувствовал к жене большую, чем обычно, теплоту. — Лучше уноси ноги, Сесили, — посоветовал он. |