Он слышал, как дамы коротко поздоровались с сэром Джоном Филлипсом и пошли наверх. Избавившись от своей сестры, О'Каллаган почувствовал такое облегчение, что на него накатила волна теплого чувства к Джону Филлипсу, старому доброму другу. Каким облегчением будет сказать Филлипсу, как ему плохо, — и узнать, насколько серьезно он болен. Может быть, Филлипс даст что-нибудь, что поможет пока все перетерпеть. Ему уже стало немножко лучше. Очень может быть, что на самом деле его недомогание — пустяк. Филлипс уж точно скажет. О'Каллаган повернулся к двери с радостным ожиданием на лице.

Нэш открыл дверь:

— Сэр Джон Филлипс, сэр.

Филлипс вошел в кабинет.

Он был удивительно высоким мужчиной с привычной сутулостью. Глаза его своеобразного светлосерого цвета пронзительно блестели под тяжелыми веками. Никто никогда не видел его без монокля; поговаривали, что и во время операций он носит монокль без ленточки. Нос у него был с горбинкой, а нижняя губа агрессивно выдавалась вперед. Он не был женат и, по слухам, оставался совершенно холоден к тому, что пациентки нередко влюблялись в него. Возможно, медики, почти так же, как актеры, извлекают больше всего выгоды из так называемой своей «личности». Сэр Джон совершенно определенно был незаурядной личностью. Его грубость была едва ли не более знаменита, чем его блистательный врачебный талант.

О'Каллаган шагнул к нему и протянул руку.

— Филлипс! — воскликнул он. — Я счастлив вас видеть!

Филлипс проигнорировал протянутую руку и стоял как вкопанный, пока за Нэшем не закрылась дверь. Только тогда он заговорил.

— Вы уже не будете счастливы, когда услышите, зачем я пришел, — сказал он.

— Почему? Что за муха вас укусила?

— Я едва могу сдерживаться, чтобы говорить с вами.

— Какого черта?

— А такого: я обнаружил, что вы мерзавец, и пришел вам это сказать.

О'Каллаган молча таращился на него.

— Очевидно, вы это всерьез, — сказал он наконец. — А позвольте спросить, что заставило вас вознамериться просто оскорбить меня и затем выйти вон? Или мне все-таки дадут объяснение?

— Вы получите все нужные объяснения в двух словах: Джейн Харден.

Наступило длительное молчание. Двое мужчин пристально смотрели друг на друга. Затем О'Каллаган отвел взгляд. Выражение туповатой напыщенности на лице придавало ему смешной и неприятный вид.

— Что такое насчет Джейн Харден? — сказал он наконец.

— Только это. Она — сиделка в моей клинике. Уже давно ее счастье и судьба приобрели для меня величайшую важность. Я просил ее выйти за меня замуж. Она мне отказала, причем много раз. Сегодня она сказала мне почему. Оказывается, вы злоупотребили дружескими отношениями с ее отцом и воспользовались ее теперешними стесненными обстоятельствами. Вы сыграли роль «старого друга семьи» в сочетании с высокопоставленным развратником.

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Не лгите, О'Каллаган!

— Послушайте…

— Я все знаю.

— Да какого бреда вы наслушались?!

— Такого, который привел меня сюда сегодня вечером в состоянии такого гнева, какого я за собой ранее не знал. Я знаю всю историю вашей… вашей дружбы с ней. Очевидно, вы развлекались и забавлялись. Я ненавижу преувеличения, но вряд ли будет преувеличением сказать, что вы погубили всю жизнь Джейн.

— Чертовски сентиментальный лепет! — задохнувшись, сказал О'Каллаган. — Она современная молодая женщина и знает, как брать от жизни все, что ей надо.