— Идите сюда, Рут, — сказала она спокойно.

— Но зачем? Инспектор Аллейн… это так ужасно… так хладнокровно… это не нужно! Я не понимаю… Вы были так добры… — Она увязла в собственных словах и повернулась к нему, всплеснув руками в полнейшем отчаянии. Аллейн быстро подошел к ней.

— Мне очень неприятно, — проговорил он. — Я знаю, что это ужасно. Но крепитесь — ваш брат понял бы вас, я уверен.

Рут жалобно уставилась на него. Она казалась страшно ранимой: большое некрасивое лицо, пятнистое от слез, выцветшие глаза, в которых дрожало сомнение. Что-то в выражении лица Аллейна ободрило ее. Как послушное неуклюжее животное, она поднялась и протопала ко второму стулу.

— Что теперь, сиделка?

— Пациент наполовину пришел в сознание вскоре после того, как его привезли. Я услышала шаги сэра Джона и вышла.

— Сделайте это, пожалуйста.

Она тихо вышла.

— А теперь, — продолжал Аллейн, — что было дальше? Больной заговорил?

— По-моему, он сказал, что чувствует сильную боль. Больше ничего, — пробормотала леди О'Каллаган.

— О чем вы говорили между собой?

— Я… я сказала ему, что это его беспокоит аппендицит, что скоро здесь будет доктор… что-то в этом роде. Он, кажется, снова потерял сознание.

— Вы разговаривали между собой?

— Не помню.

Аллейн наугад сказал:

— Вы обсуждали его боли?

— По-моему, нет, — спокойно ответила леди О'Каллаган.

Рут повернулась и сквозь слезы с удивлением посмотрела на свою невестку.

— А вы что-то вспомнили, мисс О'Каллаган? — спросил Аллейн.

— По-моему… да… о Сесили!

— Что такое? — мягко спросил Аллейн.

— Я что-то сказала насчет того… что как бы я хотела… О Сесили!

Открылась дверь, и снова вошла сиделка Грэхем.

— По-моему, я вернулась именно в этот момент и сказала, что сэр Джон хочет переговорить с леди О'Каллаган, — сказала она, бросив на Рут тревожный взгляд.

— Очень хорошо. Тогда выйдите, пожалуйста, с сиделкой, леди О'Каллаган.

Они вышли, и Рут с инспектором посмотрели друг на друга. Их разделяла уютно застеленная кровать. Вдруг Рут издала самый настоящий вой и рухнула лицом вниз на покрывало с тканым узором.

— Послушайте, — сказал Аллейн. — И поправьте меня, если я ошибусь. Мистер Сейдж дал вам коробочку с порошками, которые, по его словам, должны были облегчить боль. Когда остальные вышли из комнаты, вы решили, что должны дать брату один из этих порошков. На столе возле вас стоял стакан с водой. Вы сняли обертку с коробочки, уронили обертку на пол, вытряхнули из коробочки порошок, растворили его в стакане воды и дали брату. Оказалось, что он действительно облегчил боль, и, когда вернулись остальные, им показалось, что пациенту стало лучше? Я прав?

— О-о-оох, — завыла Рут, подняв голову. — Ох, откуда вы знаете? Сесили сказала мне, чтобы я лучше молчала про это. Я рассказала ей все. Господи, что мне делать?

— Вы сохранили коробочку с остальными порошками?

— Да. Она… они сказали мне выбросить… но… но я подумала, что там — яд… что я убила его, — голос ее стал пронзительным от ужаса. — Я подумала, что надо принять их… самой. Покончить с собой. Многие из нас так поступали, вы же знаете… Двоюродный дедушка Юстас, и кузина Оливия Кейсбек, и…

— Вы не совершите подобного трусливого поступка.