Дом приручил ее. Он стал своим, и она обжилась в нем, словно собачка в конуре.
Сделав несколько шагов по гранитным плитам, Марго закрыла глаза, подставив лицо ласковому солнцу. Когда она открыла их, то различила на другом конце террасы фигуру Алена, у ног которого лежал ее спаниель. Услышав, что она идет к нему, он нетерпеливо перевернул страницу местной газеты, которая, казалось, очень его интересовала.
Марго подошла сзади, положила легкую руку ему на плечо, два раза шутливо поцеловала в щеку.
— Спал нормально?
Она всегда с осторожностью осведомлялась о его сне, зная, что, страдая бессонницей, он не выносил сочувствия к его мучительным ночам.
— Я дождался полуночи, чтобы принять капли, — ворчливо ответил Ален. — В котором часу ты вернулась?
Марго уклонилась от ответа.
— Мне не хотелось тебя беспокоить. Меня задержали некоторые осложнения на семинаре. Представь себе: воровство в музее.
Она села рядом и налила себе стакан мангового сока.
— Именно об этом я прочитал в газете. Какая-то анонимка прямо указывает на виновность Мадлен Дюжарден.
Он показал ей статью, которую Марго прочитала с большим изумлением. В ней бывшая учительница обвинялась в пособничестве похитителю.
— Ну, теперь такое начнется! — раздраженно проговорила Марго. — Лучше будет, если я немедленно пойду туда.
Она приподнялась со стула. Ален взял вчерашний «Монд» и непринужденно, подчеркивая свое безразличие, открыл на странице с рубрикой «Экономика».
— Когда будешь возвращаться, если только вернешься, — иронично произнес он, — не забудь купить молока. Кофе без него никуда не годится.
По сарказму в его голосе она поняла, что лучше не задерживаться во избежание сцены. Ее всегда удивляло, что он выходил из себя из-за пустяка. Но на этот раз он был совершенно прав. У нее совсем не оставалось времени на покупки.
— Кстати, — сказал он, надевая очки, — на третьей полосе газеты можешь полюбоваться большой фотографией Фретилло с комментарием, смелость которого ты оценишь: «Популярность — не всегда критерий значимости».
— Как раз в яблочко! — хлопнула она в ладоши, почувствовав облегчение от того, что нашла единомышленника. — Я, возможно, могла бы пригласить журналиста к нам на завтра. — Поймав его недоуменный взгляд, она поспешила добавить: — Я забыла тебе сказать, что пригласила членов клуба прийти попробовать нашего вина завтра вечером.
— К нам?! — возмутился он, вскочив и оттолкнув свой стул.
Ногой он задел собаку, которая, протестующе тявкнув, отскочила на безопасное расстояние.
— Как всегда, я про все узнаю последним! — гремел он.
Она попыталась смягчить его:
— Да это так, небольшой междусобойчик, чтобы утихомирить страсти… Всего-то с пяти до семи…
— Это уж слишком, — не остывал он. — И как раз в то время, когда я пишу. Сразу видно, как ты интересуешься моей работой! Мне следовало возвратиться на улицу Вильжюст, там я найду покой.
Она даже и не попыталась протестовать против такой вопиющей несправедливости. Задетый ее молчанием, он закурил сигарету. Ему хорошо было известно ее отвращение к табаку. Она расценила этот жест как провокацию.
— И когда же ты рассчитываешь заняться вином? — спросил он, выпуская длинную струйку дыма.
Вино! Она так и не выбрала время съездить в Треньи, как намеревалась.
— После обеда, — ответила она, не растерявшись. — Заодно я загляну в Трикоте, закажу легкую закуску.
— Если тебе нравится так транжирить время… — Тут он был сто раз не прав. |